Белые искры снега

— Кто шпендик? Кто шпендик, ты, великовозрастная балбесина?! — не полез за словом в карман мальчишка. Тут он заметил Настю, поздоровался и поутих, лишь злобно сверкал своими большими светло-зелеными — как у сестры глазами.

— Проходи и шуруй обедать, мелкотня, — объявила Дашка. — Мой младший брат, — пояснила она Насте. — Вреднючий, просто кошмар. Мама в этой четверти из-за него уже раза четыре в школу таскалась.

— Три, — поправил ее брат, стаскивая кроссовки и раскидывая их как попало.

— Значит, скоро будет четвертый, — ничуть не сомневалась Даша. — Ярочка в последний раз чего учудил, — смеясь, поведала она подружке. — С пацанами повадился бегать к женской раздевалке и вместо того, чтобы подглядывать, куковать стали в скважину и орать: "А я все вижу!". Их физрук поймал и за шкварники к классухе притащил. Малолетние дурики.

— Тупица обезъяноподобная, — наградил сестру нелестным эпитетом Ярочка и, счастливо избежав тумака, с хохотом унесся в ванную комнату.

— Ужасный ребенок, — пожаловалась Дашка. — Все время к девчонкам пристает. Наверное, бабником вырастит.

— Зато у вас весело, — сказала Настя искренне. — Ладно, я пойду. Пока!

— Пока, Реутова! Ты классная!

Дверь захлопнулась, и Настя направилась к лифту.

— Это кто? — выглянул из-за угла Ярослав.

— Подружка моя, Настя. Со школы. А что? Понравилась она тебе, что ли? — рассмеялась Даша. — Она хорошая, умная.

— Ну, ничего так, — важно покивал мальчик. — Вроде с головой получше, чем у тебя. Будет моей сто восьмой женой, за меня учиться.

— У тебя там что, уже и гарем есть? — поразилась старшая сестра и расхохоталась, и пока брат обедал, с омерзением вылавливая из тарелки с супом лук, подкалывала его насчет Насти.

Мелодия звонко разливалась по всей комнате.

— Ты лучше стала играть, — с улыбкой сказала я.

— Спасибо. А ты не разучилась, — ответила мне Даша. — С тобой здорово играть. Но пока есть возможность, я бы хотела тебе кое-что передать. Главного я сказать не могу, но вот помочь…

Она зачем-то убрала руки с клавиш, немало этим расстроив меня — я хотела играть всегда! — встала, подошла к шкафу и вытянула какую-то книжку с полки.

— Возьми.

Я продолжала играть в одиночестве, не обращая на нее внимания.

— Возьми! — настойчиво повторила она. — Давай же! Настя, это важно!

Нехотя я все же последовала ее примеру и оторвала руки от клавиш. Прекрасный звук исчез, и лишь мелодия музыкальной шкатулки, пол которую танцевала балерина, наполняла комнату… И вместе с ним стал меркнуть солнечный свет, льющийся из окна, мебель стала менять очертания, и весна куда-то пропадала, уступая дорогу тревожно ревущей за окном зиме.

Вместо трав стало пахнуть молоком.

— Что это? — не поняла я. Мне хотелось играть дальше, дальше, дальше..

— Это то, что тебя спасет, Настя, — серьезно сказала мне Даша, сдув волосы с лица. Она тоже стала медленно таять в воздухе. — Быстрее, она идет! Смотри же!

Я глянула на книгу: темно-зеленая обложка с золотым теснением, чуть больше ста страниц, кажется, есть иллюстрации. "Сказки братьев Гримм", — было написано на книге готическим вытянутым шрифтом. Я раскрыла ее на первой попавшейся странице и к своему удивлению попала на сказку под названием "Гензель и Гретель". История о девочке и мальчике, которые попалили в дом к ведьме, желающей их съесть…

Она хочет нас усыпить и…

Музыкальная шкатулка все играла, но с каждой нотой все тише и тише. Книга стала исчезать — как и Даша, которая почти уже растворилась в воздухе и улыбалась, глядя мне в глаза.

Я слышала шаги хозяйки дома.

"Тук-тук-тук-тук-тук", — стала стучать шкатулочка, забыв свою мелодию. И она стучала в такт моему сердцу. Балерина смотрела на меня с такой невыразимой печалью, что я не выдержала, захлопнула крышку и засунула шкатулку в карман кардигана, а после поспешно захлопнула крышку рояля и отскочила подальше от него

Дверь медленно открылась.

— Что ты тут делаешь, девочка? — спросила Юлиана. Я нервно обернулась, и слова застряли у меня в горле. Наверное, если бы все это была реальностью, а не подобие сна, я закричала бы от страха.

Передо мной стояла все та же пожилая женщина с приклеенной улыбкой и в серой шали, только вот кожа ее сморщилась, волосы с благородной сединой пропали, обнажив лысый череп с непонятными татуировками, тонкие длинные губы были неестественно красными, словно выкрашены гуашью, а крохотные глазки с глубокими тенями под ними, которые казались едва ли не черными провалами, светились тускло-желтым светом.

И я сразу поняла, что с трассы мы видели не свет дома. Мы видели отблески ее чудовищных глаз. Она заманила нас к себе.

Тень, что отбрасывало это чудовище, тянуло ко мне свои скрюченные пальцы.

"Господи, помоги, — взмолилась я про себя, чувствуя, что попала в какой-то кошмар. — Что же делать?".

Облик Юлианы вновь изменился, и передо мной опять стояла обычная пожилая женщина. Но теперь-то я знала правду! Она — ведьма. Заманила нас к себе, как в той сказке… Птичкой.