Белые лебеди омолуку

– Он. Я ведь знала его хорошо, изверга. – Фаина Михайловна поморщилась, махнула рукой, сказала: – Ладно, Женя, хватит об этом. Ты теперь знаешь всю правду. А я, может, скоро того… покину этот ужасный мир, уйду. И тебе хочу отдать некоторые письма деда, Яна Ключевского, которые случайно сохранились у нас. Спрятали там, в Мытищах, на даче под крышей, – она вынула из ящика столика старые пожелтевшие конверты с дореволюционными двуглавыми марками, протянула внуку, сказала: – Вот, Женя, прочти, если время найдёшь. Многое там узнаешь. Он, между прочим, удивительный был человек, и жизнь была у него очень сложная, но полная интересных разностей. Почитай.

Громадский взял в руки конверты, посмотрел, даже понюхал и положил во внуренний карман пиджака, потом сказал:

– Ладно, бабуля, спасибо тебе. Узнал я от тебя многое… Письма обязательно почитаю, а ты… не болей, будь бодра, как была, есть и будешь, надеюсь. Мне пора. – Он поднялся.

Громадский вышел в коридор, надел плащ и шляпу и, попрощавшись, поцеловав бабушку в щеку, вышел в подъезд.

Когда он спустился вниз, на первый этаж, то на площадке было тихо. Парни-наркоманы исчезли.

* * *

С утра обильно лил дождь, потом ближе к полудню он остановился. Выглянуло солнце, и улицы Якутска радостно заблестели ручейками и лужами. Прохожие убрали зонтики, сняли плащи, заулыбались, и жить стало как-то бойче и веселее.

Айтал перебежал мокрую улицу, поскользнулся, чуть было не упал, выругался, и быстрым шагом дошёл до подъезда большого серого здания на улице Орджоникизде.

На втором этаже Дома печати на Лану налетел, не заметив, бледный и шаткий от ночной пьянки Эдик Волков по прозванию Тарагай Бёрё, что с якутского переводится как Лысый Волк. Он был Волков, да ещё лысый, вот и окрестил так его друг и собутыльник – художник Борька Васильев – тоже легендарная личность в среде журналистов города.

– Прости, прости, Ланочка, мя, неразумного! – воскликнул Волков, схватив растерявшуюся девушку за правую руку, стал неистово целовать, обмазав её пальчики слюной.

– Хватит! – выдернула руку Лана. – Ты чего?

– Дай, дай, красавица, радость наша, рубликов в долг, – Волков полоснул запястьем по горлу. – Во как надо… Умираю! Умоляю! Спаси! – он смотрел на Лану широко открытыми голубыми глазами. – Хошь, счас на колени упаду? Хошь?

– Не надо, – сухо ответила Лана, вытащила из сумки мятые пятёрки, протянула ему. – Иди, дружок, опохмелись. Это в последний раз. Понятно?

– Понял, понял… – бормотал Тарагай Бёрё, хватая деньги. – Живу! О, господи! – Он засуетился, дёрнулся в сторону…

– Подожди, Эдик, – остановила Лана его. – Как он там, Борька наш?

– Борька-то? – заморгал Волков. – Был я у него вчера. Лечится, конечно… Выпишут скоро, говорит. – Журналист щербато осклабился, сказал: – Ну, туберкулёз – не рак. Палочки Коха дохнут от водки, так что… всё окей! Окей! – он, счастливо размахивая руками, бодро побежал вниз по лестнице.

– Вот чертяка, – вздохнула Лана. – Без дома, без семьи… Настоящий бич: бывший интеллигентный человек. Жаль его, бедолагу. Такой талантище!

Девушка пошла по коридору, и тут её кто-то окликнул по имени. Это был Айтал Барахов – новый знакомый её, философствующий на вернисаже Сатырова физик.

– Привет, Лана! – подбежал он к ней. – Где ты пропадала? Я каждый день тебе звоню…

– Здравствуй, Айтал, – приветливо улыбнулась она. – Ездила в Черкёх, в Таттинский район… Приехала сегодня утром – и сюда, в редакцию. Успела!

– Ах, вот оно что, – закивал головой парень, потом сказал: – Едем, вместе едем. Так получилось.

– Едем?.. Куда?

– Как куда? Туда, куда ты должна поехать на днях. В Хатыннах, то есть в Тумул, где шаман Арахаан.

– Ах, да, – засмеялась Лана. – Третьего сентября это… Билеты надо купить, – она радостно смотрела на парня. – Вот и хорошо. Вместе веселее, а то чёрт знает там что… Края-то дикие, крайние от цивилизации. Значит, ты тоже? Решил-таки. А Новосибирск?

– Отклоняется, – помрачнел тут Айтал. – Дело очень серьёзное, катастрофически ужасное намечается.

– Ужасное? – не поняла Лана. Как это?.. Ты о чём? Объясни толком.

– Кушать хочешь? – вдруг спросила Айтал.

– Хочу. Я с утра ничего…

– Поехали тогда, похаваем. Есть одно место. По дороге я всё тебе подробно расскажу. – Потом он сказал: – У меня внизу машина, так что поедем на дамбу в кафе, где пляж городской. Знаешь?

– Да, была там как-то… Поедем.

– Давай!

Скоро они вышли на улицу, сели в зелёную «Ниву», поехали.

– Это твоя тачка? – спросила Лана, оглядывая, повернув голову, заднее сидение, где лежали рыболовные снасти.

– Нет, отцовская. По доверенности. Но, возможно, потом будет моя. Нравится?

– Хорошая штука, – ответила бодрым голосом девушка. – Можно на рыбалку, в лес по ягоды, на природу… То, что надо.

Помолчав, она спросила:

– Ну, рассказывай: что такое «ужасное» случилось? Говори.

– Вчера был у друга в больнице. Он в онкологии лежит и, значит, такое мне рассказал!

И Айтал по дороге на дамбу всё подробно выложил ей услышанное от Руслана в палате. Лана всё поняла, удивилась, помрачнела. Страшное дело, выходит, затеяли. Сволочи!