Белые лилии

Глава 24

Я захожу в квартиру Мейсона, уже готовый пропесочить его за утаивание столь важной информации, но слышу детский смех. Кажется, с лекцией придется подождать. Заметив меня, полуторагодовалая дочь Мейсона поспешно семенит к нему. Она меня не знает. Обычно я не прихожу в те выходные, когда она у Мейсона. Внезапно я чувствую себя идиотом: Мейсон потратил часть выходных, которые должен быть провести с дочерью, на то, чтобы притащить мою задницу домой.

Девочка протягивает к нему ручки, а он поднимает ее одной рукой и сажает себе на бедро.

– Все хорошо, солнышко, это мой друг Гриффин.

– Привет, Хейли. – Я взъерошиваю ее платиновые волосы – они копия волос Мейсона, вплоть до вихра спереди, из-за которого волосы короткими волнами спадают по обеим сторонам от левого глаза.

Хейли зарывается лицом в грудь Мейсона, а он смеется. Потом я смотрю, как они играют. Я смотрю, как стокилограммовый квотербек сидит с дочкой на полу и строит башню из кубиков. Потом я наблюдаю, как он лежит на спине и держит крошечную девочку ступнями, подкидывая ее в воздух и изображая гудение самолета. Потом он поет ужасно нелепые песенки про ладушки и про пони, а она хохочет и подпевает, но в основном просто шлепает его по лицу и пытается засунуть пальцы ему в рот – а он их целует.

Я наблюдаю за ними несколько часов, сидя на барном стуле на кухне и потягивая пиво. Я сижу совершенно неподвижно, даже когда они засыпают – Хейли на груди у Мейсона. Я наблюдаю, как ее губки подрагивают и причмокивают во сне. Я наблюдаю, как Мейсон непроизвольно обнимает дочку, когда она шевелится, лежа на нем.

Потом я наблюдаю, как у него разрывается сердце, когда мама вечером забирает девочку. Боль написана у него на лице, она сквозит в каждом его движении. Боль осязаема, я ощущаю ее с противоположного конца комнаты. Мейсон сломлен, когда его девочка уходит, плача и просясь обратно к папе.

Я готов на все, чтобы со мной такого не произошло.

Мейсон проходит мимо, и я в шутку протягиваю ему салфетку. Он отталкивает мою руку.

– Отвали, – произносит он и лезет в холодильник за пивом.

Я поднимаю руки в знак примирения.

– На это было больно смотреть, дружище. У вас всегда так, когда она уходит?

Мейсон только кивает, потом залпом выпивает половину бутылки пива.

– Почему ты мне ничего не сказал? – спрашиваю я.

– Что не сказал? Что каждый раз, когда Хейли уходит, я плачу, как ребенок? – Он хотел пошутить, но я почти уверен, что это правда, и от этого у меня сжимается сердце.

– Нет, почему ты мне не сказал, что Скайлар с кем-то встречается? – Я закрываю глаза и качаю головой, вспоминая, что я почувствовал, когда поднялся по ступенькам и увидел, как он к ней прикасается. – Я приперся прямо посередине свидания!

Мейсон смеется.

– Очень рад, что тебя это так забавляет.

– Не думаю, что у них все серьезно, – говорит он. – Если бы я тебе сказал, это что-нибудь изменило бы?

Я качаю головой.

– Думаю, нет.

– Значит, вот поэтому я тебе и не сказал, – говорит он, как будто это все проясняет.

– Кто он такой, Дикс?

– Джон-кто-то-там, – пожимает плечами Мейсон.

– Я знаю, как его зовут, придурок! Я с ним сегодня познакомился. Кто он такой, черт побери?

– Они вместе работают, но он не из ресторана «У Митчелла». Кажется, он поставщик продуктов или напитков. Я с ним незнаком, так что ничего не могу тебе про него рассказать.

– Не знаком? – Я смотрю на него так, словно он сошел с ума. – Откуда ты знаешь, что он не какой-нибудь сумасшедший говнюк, который охотится за беременными женщинами, а потом забирает их детей?

Мейсон опять смеется.

– Чувак, во время своего запоя ты слишком много смотрел телевизор. Он не сумасшедший. Бэйлор говорит, что он хороший парень и уже много лет сотрудничает с ресторанами ее родителей.

Я допиваю пиво и смотрю на пустую бутылку, которую поставил на стол.

– Я упустил свой шанс, приятель?

Мейсон вздыхает. Потом ставит передо мной еще бутылку пива.

– Скайлар все еще к тебе неравнодушна. Это видно по тому, как она грустнеет каждый раз, когда мы о тебе говорим.

– Вы обо мне говорите?

– Ну конечно. Ты мой лучший друг. И отец ее ребенка. Она потеряла не только Эрин, но и тебя. Ей нужна поддержка. К тому же я помогал ей двигать твою тяжеленную мебель.

Я смеюсь:

– Да, та кровать и правда огромная. Не знаю, о чем Эрин думала, когда ее покупала. Грузчики поднимали ее наверх втроем.

Я никогда не забуду нашу первую ночь в таунхаусе. Когда нам доставили кровать, Эрин прыгала на матрасе. Нам тогда было по двадцать два года, но она выглядела как маленькая девочка на батуте. Она была такой счастливой. И беззаботной. И живой.

– Что-то не так? – спрашивает Мейсон.

Я осознаю, что улыбаюсь до ушей, и до меня доходит, что я только что подумал об Эрин и мне не стало от этого грустно. Я позволил радостным воспоминаниям просочиться сквозь грустные.

– Не знаю. Мне кажется, я…

– Готов двигаться дальше? – перебивает он меня.

Я виновато заглядываю в бутылку.