Белые лошади

…И Стах, лёжа на полу, на расстеленном старом одеяле, блаженно уплывал в боль, в тёплое марево жизни, в запахи дома… пытался что-то выговорить… и не мог. Губы разбиты были, гортань болела… Слёзы лились обильнее, чем кровь – непослушные, горячие… Он покорно терпел, когда промывали рану на голове, и вновь потерял сознание «от ничего», едва голову перевязали. Последнее, что слышал, был голос Цагара:

– Говорил я ему: «Возьми басалык!» Всегда был нахалом…

Глава 7 Обретение Лёшика

…В роддом она примчалась на такси. В зале выдачи младенцев уже сидел сосредоточенный и деловитый Рома; у ног его стояла большая клетчатая сумка, в какой «челноки» перевозят товар. Рома явно нервничал и минут через пять достал Анину шубку, развернул и заботливо раскинул на стуле – готовился встретить жену. Потом всё же свернул и сидел, баюкая на коленях песцовый свёрток.

Увидев Надежду, он отвернулся. Так и сидели в разных концах зала, друг на друга не глядели, оба уставились в кафельный пол: он – с шубкой жены на коленях, она – прямая, с пустыми руками, словно готовилась к рукопашной.

Наконец вышла Анюта, за ней – медсестра с «конвертом» на руках. Та отыскала глазами Рому, двинулась к нему:

– Поздравляю, папа, с сыночком…

– Не ему! – оборвала её Анюта и кивнула в другую сторону: – Вон ей, это – её.

Надежда поднялась и пошла: ноги-руки чужие, лицо застыло, губы сведены гримасой: была готова ко всему. Осторожно приняла «конверт» из рук оторопевшей медсестры, всё ещё не веря, не чувствуя ни веса ребёнка, ни своих ног… Попятилась, повернулась и вдруг – бросилась бежать.

Прижав к себе ребёнка одной рукой, второй с силой распахнула дверь на тугой пружине, вывалилась на улицу… Заметив впереди пустого частника, дежурившего у роддома в ожидании счастливых пассажиров, замахала ему, закричала, кинулась, ввалилась внутрь и выдохнула адрес облаком пара. День был морозным.

– Ну, мамочка! Ну, врезали вы кросса! – Водитель покрутил головой, мельком глянул на неё в зеркальце заднего вида. – Это разве полезно после родов?

Надежда не ответила, тяжело дыша. Уголка «конверта» так и не отвернула; никакого любопытства к «личику», никакого умиления в ней не было; страсть была, ненависть; накопившаяся за эти месяцы звериная готовность загрызть живьём любого, кто встанет на пути. Пока ехали, всё время оглядывалась: казалось, за ней непременно погонятся – отнять; не могла поверить, что так запросто отпустили: ведь невозможно отдать нутро – выношенное, брыкливое-тёплое, вытуженное с кровью, с дикой болью – своё нутро!..

У подъезда щедро расплатилась с водителем и высадилась, по-прежнему намертво прижимая к напряжённому животу и груди столбик с младенцем. Поднявшись на свой этаж, отворила дверь, вошла и надёжно заперла её на оба замка. Теперь ни единый таран не смог бы пробить её крепость. Хрен вы нас достанете, вражины!

Да те и не знали адреса; передачу прав написали на её материнскую фамилию, не подозревая, что она снова её изменила. Недаром с полгода она бессонными ночами придумывала план. Свою квартиру в Люберцах сдала, сняла в Москве, в Замоскворечье. И опять повезло: хозяйка её маленькой съёмной квартиры на Ордынке, Раиса Павловна, оказалась председателем коллегии адвокатов. Надежда в первый же день сухо, в коротких деловитых фразах обрисовала ей ситуацию, и та сказала: «Не тужите, Надежда, есть ещё в этой стране порядочные люди. В обиду вас не дадим».

…и лишь тогда положила лёгкий свёрток на кровать, стала медленно, дрожащими руками разворачивать-распелёнывать, разбирать своего мальчика…

Вокруг – на полках, на комоде, в ящике под детской кроваткой, в давно приготовленной дорогущей коляске лежали стопки пелёнок, распашонок, ползунков. Рядком стояли приготовленные бутылки, баночки с детским питанием, присыпка, детские кремы и шампуни. В шкафу висела крохотная шубка, лежали разных размеров пинетки, сандалики-ботиночки… Каждая пара в своей коробке. С заделом года на три брала – мало ли что ещё здесь может произойти, в этой стране. У челноков покупала, те привозили всё из Германии, из Финляндии. За долгие месяцы ожидания, наплевав на приметы, она неустанно строила высокие стены своего материнства, своей маленькой – навсегда и навечно – семьи.

Послезавтра из подмосковной деревни приезжала няня, рекомендованная Раисой Павловной – дальняя её родственница.