Белые лошади

Её грудь распирало от вопля, запертого внутри, и больше всего на свете ей хотелось выпустить этот вопль наружу; а может, самой вылететь из клетки тела и петлять-метаться меж берёз, взлететь к пышным сметанным облакам, раствориться там без следа. Она дышала рывками, жадно хватая раскрытыми губами холодный воздух апреля, половодья, грядущей весны и грядущего долгого лета, – взлетая всё выше, заглядывая всё дальше и всё-таки не в силах разглядеть дальних берегов своего счастья. Как громадна жизнь!

Как громадна жизнь…

На следующее утро Стах вернулся в Питер.

* * *

Про венчание она рассказала только Анне, сестре. Да и той бы не сказала. Но огромное, разбухшее в горле, в груди, событие горячей лавой грозило выплеснуться за пределы её существа. Она была исполнена огромной тайной силы: благословением. Над ней витало старинное, вычитанное где-то: «Благословенна ты в женах» – и всё, что она делала, казалось ей несравнимо более значительным, более тайным, чем всё то же, что делали окружающие.

С детства прилежная, даже истовая ученица, она на уроках – любимое учительское присловье: «витала в облаках». Иногда, не в силах высидеть лишних полчаса среди соучеников, среди этих беспечных детей, она закрывала глаза и тайным шёпотом говорила себе: «я – венчана!» – и это помогало.

Нет, конечно: её память, накопленные знания, умение в устном ответе у доски выигрышно подать материал – держали на плаву; а привычка первой вылетать с ответом срабатывала почти автоматически. Для неё по-прежнему не существовало отметки ниже пятёрки. Но то и дело мыслями она уносилась туда, где под святыми венцами они стояли с Аристархом, словно навеки воздвигнутые, и она чувствовала дрожащий жар, исходящий от его руки, державшей венчальную свечу.

Ежедневно она делала всё, что от неё требовала жизнь: поднимала, мыла, переодевала и кормила папку, делала укол, убегала в школу, высиживала там несколько уроков и мчалась домой, переодевала, кормила, делала укол… – и всё это время над ней продолжало сиять благословение. Она была венчана! Она плыла под венцом – навеки, в свет, в радость, в такую любовь, какой ещё не было – ни у кого прежде! И с каждым днём впечатление, произведённое на неё обрядом – словами, проговорёнными-пропетыми священником, движениями его суховатых рук, – не притуплялось, не укладывалось в свершённое, не отдалялось в днях и неделях… а как бы длилось и росло, оставаясь всё время свершающимся.

Когда ей уже хотелось хватать за рукава прохожих на остановке, она не выдержала и рассказала о венчании Анне.

Та как раз приехала на воскресенье – помочь. Очень себя за то уважала. И хотя так и не прикоснулась к папке и даже выходила из комнаты, когда Надежда мыла его и переодевала («чтобы не смущать»), считала, что пожертвовала воскресным днём… Ну что ж. Так и поступает хорошая дочь.

Тут она и выслушала на кухне новость.

– Ха! – сказала. – Обалдеть! Какой решительный мальчик! И что папка – прямо так покорно и отдал свою драгоценную девочку?

– Почему «покорно»? Он понял… он всей душой принял и благословил – перед иконой.

Анна расхохоталась:

– Доску снимали? Ты пыль хоть вытерла? Ну, вы рома-а-антики, ой, не могу! Романтики – все как один, включая папку. А он, бедный… Нет, я понимаю, – продолжала она, понимающе улыбаясь: – Перед концом каждый себе вымаливает… пощаду. Представляю, как он радовался: такой случай – благословить двух мальков под святыми, можно сказать, знамёнами…

Надежда вспыхнула:

– Как ты всё умеешь!..

– …обосрать, – та опять засмеялась, довольно подмигнула: – Ну, скажи уже полным текстом, не стесняйся, я тебя только поддержу: да, я – циничная сука. Ладно! Шучу… – Подошла, обняла сестру за шею, развернула к себе и смачно поцеловала в губы. – Поз-драв-ляю! Я-то думала, мы с Ромочкой будем первыми… По старшинству.

Отклонилась, оглядела сестру оценивающим взглядом своих сквозистых глаз:

– Ну, рассказывай: вы, надеюсь, уже трахались? Надеюсь, не сунулись под венец святыми мощами…

Надежда отшатнулась и залилась пунцовой волной.

– Разве об этом говорят! – укоризненно пробормотала она.

Анна снова расхохоталась:

– Ой, я умираю с этими несовершеннолетними! Ещё как говорят! Говорят обо всём на свете, обсуждают подробности, советуются – дурочка ты моя просветлённая. Ну, расскажи, расскажи: как он в этом деле, твой неприкасаемый Аристарх, как его погремушка, всё ли на месте, не нужна ли инспекция более опытных товарищей…

– Прекрати! – вскрикнула та, раздосадованная и рассерженная. Её огорчила реакция сестры.

Анна вообще приехала какая-то… кислая. Язвительная. За обедом проговорилась, что защита диссертации её жениха отодвинулась, так что со свадьбой, видимо, придётся подождать ещё с полгода. Добавила, усмехнувшись: «Это только вы, бедные студенты-школьники, рвётесь под венец на голом энтузиазме. Серьёзные люди, вроде Ромочки, всегда готовят экономическую базу. К тому же…»