Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

Я заболел - на этот раз по-настоящему тяжело. Несколько раз я приходил в себя в голубой, сплошь кафельной больничной палате, потом снова проваливался. Мне делали какие-то процедуры, уколы, ставили капельницы, но я не запомнил ни одного лица, ни одного слова.

Только кошмары были реальны, и в них повторялся один и тот же мотив: я не сделал то, что должен был сделать, и мама из-за этого тоже не смогла сделать то, о чем ее просили, потому что ничего не знала. Мысль закольцевалась, как лента Мебиуса, и была у нее, как у этой ленты, всего лишь одна сторона - отчаяние.

...Когда болеешь, темнота не пугает, а мокрый осенний ветер кажется ласковым, как мама. Я проскочил пустой двор, чуть не грохнулся в арке, зацепившись за приоткрытую крышку люка, выбежал на улицу и остановился, задыхаясь, перед чужим низким окном. На подоконнике, ни уровне моего лица, сидела голубоглазая кукла в белом чепчике, похожая на карикатурную невесту, а дальше, за чистой тюлевой шторой с непонятными цветами, незнакомый мужчина ползал, шаря руками по полу. Окно было открыто, там навязчиво звучало радио.

- Вы слышали? - сказал я. - Война началась. Мы воюем с ними - с теми, кто показывает кино.

- Да ладно, - мужик поднял голову, оценил мои лихорадочные глаза, криво улыбнулся, - Иди, проспись. Ты же пьяный, и у тебя тестостерона не хватает, какой с тобой разговор?

- Я вовсе не пьяный, я болен. У меня погибли родители, понимаете?

- А я сам родитель, - он зло посмотрел на меня и оскалился, - только ребенка своего увидеть не могу, потому что меня упекли сюда, а ему мать сказала, что я умер!

- А что вы ищете? - я почему-то никак не мог от него отстать.

- То, что ты потерял, идиот! То, что ты п о т е р я л!!!.. - мужик вдруг размахнулся и швырнул в меня что-то, я хотел поймать, но не смог, и предмет запрыгал по асфальту белым легким мячиком. Это был скомканный листок бумаги, и ветер подхватил его и понес все дальше по темной улице, туда, где я уже не мог его схватить...

Я очнулся. Лил дождь, окно начинало синеть перед вечером, в палате горел яркий электрический свет. Гудели непонятные приборы, надо мной на блестящей никелированной стойке торчала полная бутыль какого-то розоватого раствора, который сочился по прозрачной трубке вниз, в мою проколотую вену на правой руке.

Я ожидал увидеть Хилю, но возле меня в наброшенном на плечи белом халате сидел Зиманский.

- Э-э, милый, - пробормотал он, встретив мой взгляд, - нельзя так больше... Что ж ты, а? Жена, бедная, чуть с ума не сошла.

- Ты?.. - я попытался вспомнить что-то, связанное с ним, но память зияла пустотой.

- Ну да, я. Что, надоел? Хиля спит, не могла сидеть больше - и так двенадцать часов, безвылазно. Могу разбудить, она за стенкой, но, думаю, не нужно. Успеется. Ты не беспокойся, все уже сделано, я с врачом договорился, тебе колют хорошее лекарство.

- Зачем ты возишься со мной? - на самом деле меня это почти не волновало, но надо же было о чем-то разговаривать.

- Просто не хочу, чтобы ты пропал. Нравишься ты мне.

- Можно тебя попросить? Я дам тебе адрес, съезди туда...

- А кто там?

- Один человек, у него жена, наверное, уже родила. Попроси его... он художник... пусть раскрасит стены в нашей новой квартире, хорошо?

Зиманский озадаченно посмотрел на меня:

- Это сейчас самое важное, Эрик?

Я хотел посмеяться над собой, но не смог:

- И скажи Ладе, что я ее поздравляю, кто бы у нее ни родился. Она меня должна помнить.

- Ну, ладно... - он достал блокнот и ручку.

Я продиктовал адрес, по которому когда-то жил мой родной отец, и это сразу вытащило целую гирлянду воспоминаний: старый мамин чемодан, автобус, дома химического комбината, Лада, сосед, Санитарный поселок и худые пальцы Глеба, аккуратно лежащие в ячейках металлической сетки. Я знал, что найду его и сделаю все, что не дал сделать маме - чего бы мне это ни стоило.

Зиманский покачал головой:

- У тебя нервное, ничего опасного. Но полежать придется, настраивайся. А вот это, - он кивнул на серый бумажный пакет на прикроватной тумбочке, - будешь пить по одной таблетке три раза в день, перед едой. И выпей все, тебе пока должно хватить. Может, твои железы сами начнут работать. А не начнут - тогда будем думать.

- Тестостерон? - я поглядел на пакетик. - А э т о сейчас самое важное?

Зиманский рассмеялся:

- Это всегда важно. Не сейчас, так в будущем - тебе пригодится.

* * *

Когда-то я детстве я слышал выражение "телефонный невроз", и в тот момент, когда маленький аппарат за стеллажами вдруг разразился серией коротких металлических взвизгов, понял, что тоже этим страдаю. Вздрогнуло у меня все, даже, кажется, внутренности. А вот Голес не шелохнулся.

- Возьми трубку, - приказал он. - Скажешь, что здесь никого нет, а ты зашел случайно и сейчас запрешь комнату и сдашь ключи. Давай.

Я поднялся на ноги, чувствуя, как пульсирует под повязкой раненый глаз, и пошел, хватаясь за все подряд, чтобы не упасть.

- Тоже мне, барышня, - пробормотал вслед дознаватель. - Все еще только начинается.

Не слушая, я поднял трубку и сказал:

- Триста седьмая.