В коридоре мне вдруг захотелось закрыть ладонью ее глаза, чтобы не видела трупов. Как ребенку - закрыть, оградить от страшного. Но я боялся прикоснуться, словно меня могло ударить током, и мы шли рядом, сохраняя сантиметр дистанции - ровно один спасительный сантиметр. Не могу этого объяснить, не понимаю, что нашло. Должна была сроднить опасность, а получилось наоборот, и я мучился томительной невозможностью ее тронуть - притом, что, несмотря на страшную усталость и бессонницу, все сильнее этого хотел.
- Эрик, - у дверей запасного выхода Мила повернулась ко мне, шатко приблизилась, и я замер, совершенно уверенный, что она хочет меня поцеловать в благодарность. - Эрик, папа может быть во втором секторе. Это наверху, где зал заседаний. Ты обещаешь, что его приведешь?..
- Нет, не обещаю. Ты понимаешь - здесь сейчас все возможно...
- Но ты обещаешь, что постараешься? - она настойчиво заглянула в мой (наверное, красный и мутный от усталости) глаз.
- Вот это - обещаю, - я улыбнулся. - Иди, там ведь ребенок - один. Можешь себе представить, как это - в четыре года сидеть в запертой комнате, не зная, где мать? На, - я протянул ей ключ с биркой "307", - сиди и жди. В любом случае я приду. Надеюсь, что с твоим отцом.
Мила осторожно просочилась сквозь выбитое дверное стекло, встала изнутри, глядя на меня нежно и грустно:
- Знаешь, что? Спасибо. Я не ожидала. Он... он хотел, похоже, меня изнасиловать, а не убить, но не знаю, что хуже. Спасибо, мой хороший. Ты настоящий мужчина.
Я кивнул и, сколько мог, проводил ее взглядом - на один пролет вниз. Потом повернулся к двери спиной, глубоко вздохнул и неожиданно для себя засмеялся.
Мне вспомнилось, как я - физически - стал мужчиной, и было это даже не столько смешно, сколько просто несерьезно по сравнению с долгой ночью, которая все никак не кончалась...
* * *
Странная все-таки штука - человеческая душа. Я перестал горевать о родителях, они словно ушли, взявшись за руки, в параллельный мир, и совсем другие вещи стали волновать меня, их сына.
Гладкие таблетки - я глотал их автоматически, трижды в день перед едой, почти не думая о том, какие изменения в моем теле вызывают эти крохотные капельки неизвестного мне вещества. А изменения были, и заметила их Хиля.
- Что ты принимаешь? - темным осенним утром она, сонная, чуть отстранилась от меня под одеялом, протянула руку и включила ночник. - Эрик, ты ничего такого сейчас не чувствуешь?
Я - чувствовал, но ощущение это было скорее неприятным, дискомфортным, мешающим.
Хиля осторожно откинула одеяло:
- У тебя третье утро так. Раньше не было.
- Раньше я не был мужчиной.
- А теперь? - он смотрела темными, почти испуганными глазами.
- Ну, теперь, наверное... - я не знал, что ей сказать. Дискомфорт пропал, вместе с ним исчезло и то, что пугало Хилю - все стало по-прежнему. Странно - меня не смущало, что она видела э т о. Наоборот, я скорее гордился.
- М-да. А зачем, Эрик?
- Зиманский сказал, что у меня не хватает тестостерона. Это он дал мне таблетки.
- Я догадалась. Но зачем, зачем? Ему-то какая разница?
- Хиля, если тебе это сейчас не нужно, значит, ничего и не будет. Но я должен стать... полноценным, просто так, для себя.
Она сердито посмотрела на меня:
- Ты всегда был полноценным. Неужели ты думаешь, что без... этого ты не был человеком?
- Человеком - да, но...
- Какое "но"? Главное - быть человеком, Эрик.
В тот день, собираясь на службу, я не мог отделаться от странного ощущения, что Хиля меня боится. Я и сам себя опасался.
Вечером зашел Зиманский с толстым кремовым тортом, украшенным затейливыми розами. Такие торты продавались в центральном гастрономе по специальному праздничному талону.
- Что, действует? - еще в прихожей он заметил мой тревожно бегающий взгляд и заулыбался. - Вот и отлично. А я тут... в общем, у меня день рождения, если вы не против.
Из кухни на голоса выглянула Хиля в домашнем платье и фартуке, с забранными под белую косынку волосами:
- Что ты сказал?
- День рождения. Я специально не говорил до сегодняшнего дня, чтобы вы с подарком не суетились. Давайте просто посидим, чайку попьем?
Длинный прорезиненный плащ, в котором он пришел, скрывал, оказывается, новенький серый костюм из дорогой шерсти.
- И в должности повысили, - объяснил Зиманский, снимая галоши и уверенно проходя в комнату. - Теперь я старший инспектор, начальник маленького отдела. Трое подчиненных, и все - девушки.
- Ну, может, семью хоть создашь, - Хиля поставила его торт на середину стола. - А то лет тебе сколько, и все один.
- Сколько? Всего-то тридцать четыре, - Зиманский засмеялся, заметив ее удивление. - Ну да, выгляжу моложе. Стараюсь быть в форме.
- Сам-то случайно таблеток не пьешь? - Хиля прищурилась.
- Да нет, мне без надобности. Я - человек до отвращения здоровый, у нас больных не держат.