Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

"Большие начальники" попадаются в электричках реже, только в тех случаях, когда им почему-то не удается взять служебный автомобиль. Это, как правило, мужчины средних лет в серых или черных костюмах, лысоватые, ухоженные, пахнущие хорошим одеколоном, некоторые даже с маникюром или немыслимо дорогими наручными часами. Никаких резиновых плащей или темных шпионских очков, самое большее, что они могут себе позволить - это шелковый зонт или небольшой черный кейс с кодовым замком. Все остальное таскают за ними "шестерки" - те же "мелкие сошки", пристегнутые к начальству, как собачки.

Ходят "большие начальники" величественно, неторопливо, но никогда никуда не опаздывают - для них всегда есть кому изучить расписание, взять билет и занять место в вагоне. Наблюдать за ними не слишком интересно, люди они тихие, но при мысли о том, какая ответственность на них лежит, взгляд невольно возвращается раз за разом к их серым костюмам и непроницаемым лицам.

- Вон, смотри, - сказала Хиля, кивнув на кого-то в окно, - вылитый Хенкель.

- Кто-кто?

- Ты кино смотришь?

Я вспомнил: Хенкель - это персонаж популярного фильма, который несколько месяцев шел в клубах и даже упоминался в газете "Кинообозрение". Я на эту картину так и не собрался, хотя родители хвалили и подробно пересказывали мне сюжет: вражеский диверсант внедряется на наш химический завод с целью устроить взрыв в День Мира и уничтожить половину города, наш человек (конечно же, дознаватель - а о ком еще могут показывать фильмы в клубе Управления Дознания?) путем сложных умозаключений разоблачает его преступный замысел, но решает ему подыграть, чтобы выяснить имена сообщников. События приводят к решающей схватке, в результате которой взрыв в последний момент оказывается предотвращен, и наш славный герой скромно удаляется к повседневным делам. Ничего особенного, что-то подобное я уже или видел, или читал.

Человек, на которого показывала Хиля, действительно напоминал вражеского диверсанта, каким рисует его наше кино: лицо с налетом аристократизма, шляпа, темные очки, тонкие усики, сигарета в янтарном мундштуке. Я улыбнулся:

- Может, это актер.

- Ну да, - хмыкнула Хиля, - актер! Это инспектор, ежику же ясно. Но до чего на Хенкеля похож - просто ужас! Брат родной! Сюда, кстати, идет. Интересно, этот-то что проверяет? С такой внешностью он мог бы автографы раздавать на улице...

"Диверсант" в это время остановился у нашего вагона, докурил, бросил окурок в чугунную урну, аккуратно убрал мундштук в нагрудный карман и вошел в тамбур.

- Давай его разоблачим? - Хиля слегка ткнула меня в бок и засмеялась.

Вагон уже на треть заполнился людьми, стало шумно от сдержанных разговоров, шелеста газет, звука открываемых окон, и на все это накладывался ровный вокзальный гул, тревожный и успокоительный одновременно. Рядом в нами уселся толстый одышливый мужчина в светлом летнем костюме и сразу принялся обмахиваться "Новостями" и вытирать платком вспотевший загривок. С его мясистого красного лица не сходило выражение тихой радости и облегчения: судя по всему, он опаздывал на эту электричку, но все-таки успел.

Подали сигнал к отправлению, двери с шипением закрылись, и поезд поехал. В этот-то момент меня и тронули сзади за плечо.

Я не считаю себя таким уж нервным, но внезапных прикосновений не люблю. Особенно в транспорте или на улице. Даже мама рискует нарваться на мой вопль, если хотя бы не кашлянет прежде, чем дотронуться до меня. Лишь Хиле я всегда это позволял - с детства.

Может быть, я вскрикнул от неожиданности, не помню. Во всяком случае, моя жена оторвалась от окна, а толстяк перестал обмахиваться газетой.

- Извините, - сказал голос, и, обернувшись, я увидел смутно знакомое лицо, русые, зализанные за уши волосы, темные брови, бесцветные глаза за стеклами тяжелых очков. - Извините, если я ошибаюсь, но ведь вы - Эрик и Эльза, мои соседи?..

Мы с Хилей переглянулись и снова уставились на незнакомца. Он стоял позади меня, перегнувшись через спинку сиденья, и улыбался, показывая чистые, белые, как у собаки, зубы. Я не мог вспомнить, где его видел, и не понимал, с какой радости этот странный юноша оказался моим соседом.

- Да я Зиманский! - с готовностью помог он. - Теперь припоминаете?.. Из пятой квартиры.

- А-а! - я вспомнил крохотное облачко, омрачившее день моей свадьбы, но - вежливость и еще раз вежливость! - улыбнулся и кивнул. - Конечно. Здравствуйте.

Хиля не поздоровалась. Свежая, нарядная, состоящая вся из румянца и света, она вдруг помрачнела, и ясный ее взгляд сделался тяжелым. Сидя вполоборота к Зиманскому, она молча и сосредоточенно принялась рассматривать свои отполированные розовые ногти, и я понял, что положение нужно спасать.