Белые мыши

Глаза наши встречаются — впервые со времени моего приезда в Париж Луиза вглядывается в меня. Не могу сказать, любовницы ли они с Амандой, присутствовал ли я сейчас при разрыве. Знаю только, что Луиза давно уже не была счастлива.

Говорю:

— Я ее узнал.

— И знаешь почему? Потому что она побывала в постели у каждого фотографа и каждого продюсера Европы. Так она завоевывает прессу. Просто дает ей. — Луиза помахивает из стороны в сторону подолом халата, для пущей доходчивости покачивая бедрами.

В последние два года Луиза почти не снималась. Работала все больше на показах. Вчера она прилетела из проведенного в Нью-Йорке отпуска, а когда показы кутюрье здесь закончатся, она отработает на выездах Недели мод там и сям, потом вернется в Нью-Йорк, оттуда смотается в Лондон и Милан и снова приедет в Париж, на показ коллекций прет-а-порте. Два месяца выдадутся тяжелыми, зато остальные десять заняться ей будет практически нечем. Университет Луиза несколько лет как бросила, и сомневаюсь, что она когда-нибудь снова пойдет учиться; пока она проводит время, оттягиваясь со своими лондонскими друзьями. Уж и не помню, когда она последний раз виделась с мамой. И денег она не зарабатывает. Если бы не подворачивающаяся время от времени работа у Джанни Осано — выступления в его миланском салоне или его же магазине в Нью-Йорке, — она не стала бы международной моделью. Даже за пределы Англии не выбралась бы.

Луиза начинала в подростковых журналах вроде «Ровно семнадцать» или «19», появляясь почти в каждом номере. Большие, только что не выпученные голубые глаза ее выглядели на обложках, как оттисненные. Однако три года назад она перебралась в агентство Форда, а там сказали, что ей следует сменить стратегию. Нужно, чтобы редактор поработал над ней, привел ее в соответствие с общим стилем журналов агентства, кроме того, ей хорошо бы похудеть. Луиза надеялась в первые же полгода занять место Кейт Мосс, но что-то не заладилось. Как и вчера вечером, когда трансвестит в «Ля Квин» показал мне список приглашенных, я начинаю подозревать, что в агентстве Луиза не приживется. Что она попала в беду.

Сестра подходит ко мне. Мы обнимаемся. Луиза спрашивает:

— Что это было с тобой вчера?

— Да так, немного ушел в себя.

Мне не хочется рассказывать, как поступил со мной Стэн. И вообще о наркотиках говорить неохота. При всякой нашей встрече с Луизой я рано или поздно вижу, как она опускается на колени у столика с выпивкой и насыпает дорожку кокаина. Ей такие штуки нипочем, она способна выдержать и кое-что покруче. Не понимаю. Я рядом с ней кажусь просто-напросто слабаком.

— Вечером ты выглядел совершенным зомби, — говорит она. — Хотя, по-моему, ты и сейчас под кайфом.

Я киваю. Наверное, под кайфом — проснулся рядом с девушкой, в памяти одни обрывки. В голове вертится столько разрозненных воспоминаний, что, скорее всего, хотя бы часть их должна иметь отношение к реальности. Я всегда любил целоваться и вроде бы припоминаю сейчас вкус Бибиных губ, однако мне не удается привязать каждое наше объятие к определенному часу и даже дню. Задним числом можно сказать, что грибы, возможно, сослужили мне ночью хорошую службу. Может, я и прием Осано благополучно пережил только потому, что обратился в забившегося в угол, увлеченно играющего с собственными пальцами интроверта. Видимо, потому и Биби нашла во мне что-то интересное.

— Да, но что подумает о тебе Джоди Кидд? — произносит Луиза. — Ты даже не позавтракал с ней, урод.

— Это не Джоди Кидд, ее зовут Биби.

— А то я не знаю, — отвечает Луиза. — Болван!

Разумеется, знает. Просто дразнится, вот только тон ее так быстро меняется с трагического на грубый, что я не понимаю — то ли смириться с ним, то ли попытаться выяснить, что ее так расстроило. Луиза вечно твердит, будто я аутист, но что я могу поделать, если смена ее настроений приводит меня в оцепенение?

Так что я говорю:

— Я не завтракаю с Биби, потому что ты велела мне прийти сюда.

Это я пытаюсь свалить всю вину на Луизу, однако тут же и признаюсь, что, как только у нас в номере появился Осано, меня обуяло желание удрать.

— Он бушевал. Принял меня за тебя, потом Биби за мальчика и понес какую-то чушь насчет педерастов.

— Он принял тебя за педа?

— Принимал, пока я не наставил на него пистолет.

Луиза хохочет. Она же не знает, что это правда.

— У Осано бзик насчет гомиков, — говорит она. — Думает, он единственный нормальный дизайнер, а прочие гомики и только мозги публике пудрят. Шучу. Нет, Осано чем-то напуган, это точно.