Белые на фоне черного леса

Собственно, от нашей прежней дружбы с Люсей осталась только привычка обращаться друг к другу по имени. А так Людмила Николаевна Пушко – человек самостоятельный и неприступный, кандидат медицинских наук, заведующая отделением детской городской больницы. Родители трепещут и, как я подозреваю, выражают свою признательность не только на словах. Во всяком случае, мне с моей зарплатой и присниться не могут такие, как у Людмилы Николаевны, сапоги или замшевый французский пиджак.

Боже, до чего докатилась. Скоро сплетничать начну на лавочке у подъезда. Могла бы не совершать подвиги, а спокойно преподавать в своем медучилище, нет в «Базовом медицинском колледже» – вот такое теперь красивое название. Говорят, там даже есть отделение косметологии! Уважаемая работа, благодарные студенты. И кто тебе мешал защититься, как Люсе Пушко, тоже получить заведование отделением или даже возглавить весь колледж? Директор медицинского колледжа звучит замечательно, это вам не директор коррекционного детского дома.

Так откуда все-таки взялся Вася Гроссман?

Папа и Фаина Петровна вполне могли бы завести общего ребенка, пусть и позднего. Нет, не завели. Проблемы со здоровьем, усталость, нежелание новых забот? Разве я могла спросить. Думаю, сильнее всего оказался страх новых потерь. Когда-то мне подарили аквариум с рыбками, рыбки плавали и кружились и были такими живыми и прекрасными, что я не могла спать и каждый час бегала смотреть, как они веселятся в свете маленького фонарика на стеклянной стенке. А потом они одна за другой умерли и всплыли вверх брюшком. Может быть, корм не подошел или температура воды. И больше я никогда, никогда не хотела никого живого и близкого! Ни котенка, ни морскую свинку, ни даже настоящую собаку.

Сережа, как всегда, не понимал:

– Допустим, ты не можешь иметь детей, я же сказал, что готов к такой семье. Но чем тебе собака не подходит? Надежный охранник, совсем не помешает в наше время! Забот никаких, даже корм готовый. Давай немецкую овчарку заведем, поставим во дворе будку, а? Ну и что, что мало живут, – всегда можно другую взять.

Сережа не понимал, для чего покупать цветы в обычный день, если существуют праздники. Зачем уходить с преподавания в училище, если нагрузка небольшая, рабочий день короткий и два месяца отпуска. Почему не поменять отчество, например на Павловна или Кирилловна, и не подчеркивать почем зря никому не нужные немецкие корни. И почему Фаина Петровна живет с нами, если она мне даже не мать, есть вполне приличные заведения для одиноких стариков. Переход на работу в детдом завершил список. Я откровенно обрадовалась, когда Сережа после долгой подробной критики моих дурацких поступков решительно заявил о своем уходе. Все-таки мы жили в моем доме, не слишком красиво выставлять человека за дверь.

А если бы у меня были родные, настоящие сестра или брат? Да, младший брат, но не друг и защитник, а приставучка, плакса и неряха? Можно любить человека только за то, что он твой брат? Мне уже никогда не узнать, а вот Вася Гроссман знает.

Он любит свою записанную Катьку, терпеливо водит ее за грязную руку в столовую и в игровую комнату, рисует собачек и зайчиков. Кстати, он потрясающе рисует и мгновенно научился писать, причем сразу прописными буквами. А еще каждую неделю по субботам Вася ждет меня у центральных дверей с мешочком сухарей и очередной резиновой игрушкой. И я послушно приезжаю, хотя в субботу у меня выходной, и везу его в городскую больницу. И потом часа через три забираю обратно, мне там особенно делать нечего, потому что все три часа Вася терпеливо носит по коридору малыша со странным именем Мартик. Молча носит, взад-вперед, не отвечая на вопросы нянечек.

В тот первый день их приезда Вася тоже все время молчал – и когда принимали и записывали их с Катькой, и когда выкупали и одели в новую теплую одежду, и даже когда я собственноручно выдала из личных запасов большую красивую шоколадку. Только аккуратно разломал шоколадку на три части, одну протянул Катьке, вторую запихал в рот, а третью попытался спрятать в карман.

– Не мни зря, – вздохнула я, – растает в кармане, потом куртку не отстираешь. Все равно малышам нельзя давать шоколад, только тошнить будет или даже вырвет.

– А почему его оставили в больнице? Он болеет?

– Нет, не болеет, но там лучше смотрят за маленькими – есть специальные кроватки, бутылочки. Он немного привыкнет, подрастет, научится ходить…

А что я должна была сказать? Что система устройства детей-сирот выглядит неумно и жестоко?

– А потом его сюда привезут?

– Нет, потом его переведут в специальный дом для малышей, до трех лет, а потом уже к нам.

Он ничего не ответил, даже не посмотрел больше в мою сторону и пошел к двери. Согнулся и пошел, комкая в руке остаток шоколадки.

– Вася, подожди, мы же можем его навещать! Вот в субботу сядем и поедем в больницу. Я тебе обещаю! Ты веришь?

Он вернулся и молча сел на диван. На фоне дивана особенно стало заметно, какой он мелкий и худой. И руки в странных болячках до самых локтей.