Белые ночи

У меня отчаянно заныли зубы, руки как отвалились, ног я тоже больше не чувствовала, а дыхании вырывалось из груди сиплое, шумное, будто на морозе. Кажется, даже холодное облачко в какой-то момент слетело с губ, осев на щеках и ресницах острыми льдинками. Что это? Слезы? Да, кажется, слезы текут из глаз. Во рту поселился стойкий привкус крови, сердце билось тяжело, с перерывами, будто совершало гигантскую, неимоверно трудную работу. Горло перехватило болезненным спазмом. Висящая на груди цепочка вдруг показалась неподъемной тяжестью, а мерцающая мягким голубым светом жемчужина — целой горой, что вдруг обрушилась сверху и давит, давит, настойчиво пригибая голову к земле.

Я тихо застонала, остро жалея, что не способна на большее. Крепко зажмурилась, отдавая последнее, что могла, а потом почувствовала, как что-то словно рвется внутри и распадается на миллионы крохотных осколков. Точно так же, как распадался у меня в руках потерявший силу амулет. И теперь бьющий из моих ладоней белый свет уже ничто не сдерживало — мягкий, чудесный, невозможный свет творимого безумия.

Затем пришла сильная боль, за ней — отчаяние, смешанное с горечью и четким пониманием своей оплошности. Потом появился сильный жар в онемевших пальцах, который быстро растекся во все стороны и горячим маревом окутал проклятую клетку, где вдруг заметался и испуганно заскулил громадный оборотень.

Во мне задрожала и лопнула еще одна струна, из носа щедро брызнуло алым. В глазах помутнело, но перед тем, как окончательно потерять сознание и рухнуть безжизненной куклой на вытоптанную землю, я все-таки смогла поднять налитые свинцом веки и с какой-то необъяснимой гордостью увидеть, что дурацкий замок, наконец, сдался. Не смог мне противостоять. Он вдруг разом почернел, заскрипел, отчего-то съежился, разрывая прочные связи с наложенной на клетку охранной сетью. Многочисленная паутина заклятий тоже задрожала, стремительно сползая с прутьев, словно ее сдергивали невидимые пальцы. Потом замок сухо щелкнул, раскрылся, как перезревший орех, и безжизненным куском металла рухнул точно на мои ноги.

Но я этого уже не почувствовала. Только увидела, как перевернулся вверх тормашками мир, вместо ошеломленно распахнутых черных глаз надо мной нависло ночное небо Тирилона. По лицу ласково прошелся легкий ветерок, а чей-то грустный голос в голове неслышно вздохнул:

— Вот и все, Трис. Я больше тебе не нужен…

7

Просыпалась я тяжело и неохотно, будто выныривала из глубины черного безвременья, куда по собственной глупости вдруг решила окунуться с головой. Неестественный сон отпускал долго, цеплялся за разум, будто имел на меня какое-то право. Уходил с недовольным ворчанием, словно не желал оставлять измученное и изрядно помутневшее сознание. Тело казалось онемевшим и каким-то чужим, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, дышать было трудно и ненормально тяжело. Каждый вздох давался настолько нелегко, что в пустую голову плавно закралась мысль о том, что тело и правда не мое.

Впрочем, это быстро прошло: спустя несколько минут невозможная слабость стала проходить, вернулся слух и чувствительность в пальцах, одновременно появилось ощущение того, что я лежу на чем-то мягком и довольно колючем. Затем прояснилось в глазах, утих нескончаемый гул в ушах, в висках постепенно перестала стучать кровь. Шевелиться, правда, еще не хотелось, но настойчиво бьющий в глаза свет все-таки заставил устало моргнуть и слегка повернуть голову.

Стало получше.

Какое-то время я просто лежала, бездумно изучая незнакомый деревянный потолок, подсвеченный снизу яркими солнечными лучами. Слушала назойливое жужжание мух над головой, молча изучала большое осиное гнездо под самой крышей. Равнодушно следила за суетящимися вокруг него полосатыми хозяевами и старательно рылась в памяти, пытаясь сообразить, что же случилось и почему я вдруг осталась жива. Более того, нахожусь не в тюрьме, а спокойно нежусь в постели, наслаждаюсь ароматами свободы (то бишь, сена и навоза) и все еще не чувствую колодок на шее.

Вдумчивое молчание нарушил внезапный грохот снизу и немного в стороне. Затем послышались чьи-то тяжелые шаги, раздалось позвякивание сбруи и лошадиное фырканье, которое быстро заглушилось новым шумом и отборной бранью сразу на два голоса.

— …мать твою, Бодун! Под ноги смотреть надо! Думаешь, хозяин обрадуется, что мы свалили без оплаты? Да еще коней чужих увели?

— Сдох твой хозяин! — огрызнулся хрипловатый бас. — Кишки вон, до сих пор с потолка свисают! А башка вообще под кроватью тухнет! Между прочим, кони теперь наши — можем брать, когда хотим. Риглу все равно не понадобятся.

— Заткнись, придурок! Хочешь последовать за ним?!