Рита поддерживала его, а он отчаянно бил ногами, лупил руками. Лотом он увидал, что их сосед направил на них бинокль. "Смотри, смотри, – подумал Павлик. – Смотри, смотри, как нам весело и хорошо вдвоем. И вовсе мы не нуждаемся, чтобы кто-то посторонний забавлял нас своими разговорами".
– Белый пароход, – сказала Рита.
И Павлик увидал первый белый пароход. Он шел по самой кромке моря, там, где оно сливалось с небом. И было даже непонятно, то ли он идет по морю, то ли летит по небу.
– Ох, здорово! – сказал Павлик. – Жалко, нет с нами Глеба.
– Да, – ответила Рита. – Конечно, жалко.
В этот же день они отправили Глебу телеграмму со своим адресом. Теперь они каждый день утром, перед тем как идти на пляж, заходили на почту и в окошке "До востребования" спрашивали, нет ли письма Головиной Маргарите Петровне. Но Головиной писем не было. Не писали писем Головиной.
– Ну и ладно, – сказала Рита. – Не пишет – и не надо. Давай теперь два дня не ходить на почту.
Павлик промолчал: два дня не ходить на почту – это было слишком. На следующий день он ни слова не говоря завернул опять к почте, но мать остановила его.
– Мы же договорились не ходить на почту, – сказала Рита.
– А вдруг нам пришло письмо! – ответил Павлик.
– Нет там никаких писем, – сказала Рита. – Знаешь что? Давай зайдем вечером, когда прибудет вторая почта.
Павлик неохотно согласился, и они отправились к морю. Настроение у них было неважное. Когда они стали спускаться на пляж, Павлик увидал мужчину с биноклем – Валентина Сергеевича. Он сидел, точно поджидал кого-то, и смотрел в бинокль в сторону моря.
– Опять этот здесь, – сказал Павлик. – Пойдем в другое место.
– Пойдем, – ответила Рита. – Мне, в конце концов, все равно, где купаться.
Потом они долго купались и долго загорали. А когда вертолет взлетел над ними – вертолетная площадка была тут же, на берегу моря, – Павлик сказал:
– Знаешь что? Пойду-ка я на почту. Вертолет ведь привозит из Адлера вторую почту.
– Возьми мой паспорт, – сказала Рита.
На почте, в окошке "До востребования", девушка уже знала Павлика, поэтому она, вопреки установленному правилу, выдала ему письмо по чужому паспорту.
На конверте рукой Глеба было написано: "Головиной М.П." В скобках: "Лично для Павлика".
Павлик тут же распечатал письмо и прочел.
"Дорогой Павлик, – писал Глеб. – Жизнь моя протекает без особых изменений. Буровая прошла только двести метров. Работаем медленно. Грунт крепкий – девятой категории! За восемь часов бурения проходим всего два-три метра. А нам надо будет пройти метров семьсот, чтобы выяснить предельную глубину и расположение рудного тела. До железорудного пласта еще не дошли. Я же пока по-прежнему хожу в тайгу и составляю геологическую карту местности. А то просто смешно – до сих пор нет геологической карты этого района. А здесь ведь полно ценнейших полезных ископаемых. В тайгу я хожу не один, а с двумя помощниками: Кешкой Савушкиным, сыном шофера, и Любой Смирновой, дочерью бульдозериста. Это, брат, такие ребята, что ой-ой-ой! Отличные промывальщики. Кешка – тот тайгу чувствует, выведет из любого болота лучше компаса. Он мечтает, как и ты, быть геологом." А Люба вообще девочка с очень интересной биографией. Она ни разу не была в городе. Все время живет по экспедициям.
У нас здесь прохладно, часто идут дожди и сильно шумит Ангара. Пиши чаще. Твой отец".
Павлик перечитал письмо и подумал, что мать так долго ждала этого письма, а ей в нем ни слова. Он пошел к морю и еще издали заметил, что мать смотрит в его сторону и, увидав в его руке письмо, радостно улыбнулась и быстро пошла ему навстречу. Она взяла конверт, удивилась, что он разорван, и посмотрела, кому адресовано письмо. Потом все же прочитала письмо одним духом и вернула сыну.
Павлик видел, что у матери совсем испортилось настроение, и подумал, что было бы хорошо, если бы они вдруг оказались на далекой Ангаре. И ничего, что там дождь и холодно. Счастливые какие-то там неизвестные Кешка и Любка, которые вместо него ходят в тайгу промывальщиками: моют породу и составляют геологическую карту с его отцом.
– Как ты думаешь, что сейчас делает Глеб?
– Ищет свою руду, – ответила Рита.
– Нет, он сейчас пишет нам новое письмо – мне и тебе. – Павлику хотелось успокоить мать.
– Тебе, может быть, он и пишет, а мне – нет. Он умеет не думать о том, что ему мешает работать.
Через два дня от Глеба пришло второе письмо. Оно тоже было адресовано Павлику. Хорошо, что он пришел на почту снова один. Когда он возвращался с письмом, его остановил старшина Нанба.
– В нашем городе по улице запрещено разгуливать без рубашки, – сказал Нанба. – Нехорошо, молодой человек. Мы ведь не первобытные люди. Надо иметь скромность и уважение к населению.
Павлик отошел от Нанбы и стал читать письмо отца.
"Дорогой Павлик, – писал Глеб, – пишу это письмо из города. Сижу дома и пишу письмо. Никогда еще мне не приходилось быть дома одному. Слишком тихо. Даже холодильник не стрекочет – выключен. И телефон ни разу за целый день не позвонил. Вот так, брат.