Белые паруса. По путям кораблей

На беду ветер перебросил с борта на борт гик — деревянную рею, к которой прикрепляется нижняя часть паруса. Гик сбил еще не нашедшего равновесия Михаила с палубы. Все-таки парень в последний момент успел ухватиться за гик, повиснуть. Ноги его по колени погрузились в воду, широкое наивное лицо выражало страх и растерянность. Когда Михаил понял, что особенно бояться нечего, оно стало грустным — горе-моряк не мог сообразить, как выпутаться из неожиданной беды.

Кусая губы, давясь от смеха, Нина за гика-шкот — тонкий пропущенный через блоки трос для управления парусом — подтянула Михаила, помогла взобраться на швертбот.

Легким, пружинистым прыжком очутился на «Ястребе» Костя. Босые подошвы его как бы прилипли к палубе, даже не скользнув по ее гладкой поверхности. Костя осмотрел то место, куда шлепнулся Михаил. На коричневых любовно отполированных досках появились две глубокие царапины. Костя потрогал каждую указательным пальцем. Ничего не сказал, но молчание было красноречивее слов. Михаил побагровел, низко наклонившись, начал выжимать брюки. Чувствовал себя несчастным.

— Да ты разденься, — посоветовала Нина. Стянула через голову ситцевое платьишко, осталась в одном купальнике.

Михаил сделал вид, будто не слышит совета. Выжимать брюки перестал — они так и остались мокрыми, скомканными.

Костя взял руль, и «Ястреб», подгоняемый легким ветерком, вышел в плавание. Михаил сидел в неудобном, напряженном положении, было для него все вокруг ново и необычно. Костя развалился в картинно-небрежной позе старого морского волка: сигарета прилепилась в углу рта, «капитанка» откинута на затылок, босые ноги уперлись в скамью, по морскому «банку», противоположного борта. Нина уютно устроилась на носовой палубе, замурлыкала песенку.

Выйдя за пирс, «Ястреб» повернул вдоль пляжа. Когда отошли с полмили от гавани, заштилело. Вода сделалась блестящей, приобрела зеленоватый цвет. Почти незаметные пологие и длинные волны открытого моря ритмично покачивали швертбот, пустые паруса «Ястреба» трепыхались, невидимое морское течение несло и несло его вдоль берега.

А пляж — одесский пляж, в воскресенье кипел жизнью. Здесь собралось население иного, если не крупного, то, во всяком случае, среднего районного центра. Глаза разбегались в суматохе непрерывно передвигающихся фигур, пестроте одежд, разнообразии лиц и возрастов. К швертботу от берега несся непрерывный веселый гул, в котором слипались возгласы купающихся, ребячья перекличка, музыка, призывы репродуктора не нарушать границу заплыва. Стеклянного оттенка вода, коричневые и палевые скалы как бы прибавляли света яркому дню, делали его еще наряднее.

Низкий, присадистый катер прошел рядом с «Ястребом», швертбот закачало на взбурленной винтом волне. Михаил цепко ухватился обеими руками за банку, на которой сидел. «Эй, черепахи парусные! — задорно крикнули с катера. — Хотите на буксир?!» Костя только повел глазом в сторону шутников, ничего не ответил. Нина улыбнулась, помахала вслед удаляющемуся катеру. Пояснила Михаилу: «Наши, из сборочного цеха. В Сухой Лиман на экскурсию поехали».

Она произнесла эти простые слова так, что Михаил почему-то сразу повеселел. Происшествие с прыжком на «Ястреб», осрамившее его, стало казаться пустячным, ничего не стоящим.

— Искупаемся?

Не дожидаясь ответа, поднялась, стала на край борта. Резко оттолкнувшись длинными загорелыми ногами, прыгнула. Когда Нина вынырнула, оказалось, что шапочка ее соскользнула с волос. Девушка опять нырнула, успела поймать беглянку, прежде чем та ушла глубоко в воду.

— Иди и ты, хорошо, прохладно, — позвала Михаила.

Он насупился, отрицательно помотал головой.

— Иди, — покровительственно разрешил Костя. — Я побуду здесь.

— Прыгай! — манила к себе Нина.

— Не могу, — проговорил с трудом, признание далось не легко. — Я… плавать не умею.

Костя уставился на него, как на диковинку, от удивления даже разинул рот.

— Как не умеешь? — Он вырос у моря и в сознании его не укладывалось, что может существовать на свете человек, не умеющий плавать. Для Кости это все равно, что узнать про кого-то, кто не научился дышать.

— У нас ни реки, ни пруда, — мрачно пояснил Михаил.

— Действительно — Семихатки, — заключил Костя, справившись с удивлением и приняв прежний залихватски-небрежный вид.

Нина, которая тоже удивилась признанию Михаила, перестала звать его; перевернувшись на спину, вытянулась, легла спокойно.

Все же прохлада манит к себе Михаила. Снял ботинки, носки, осторожно сел на борт, опустил ноги. Блаженствуя, заболтал ими в теплой воде. Бедняга не знал, что совершает с точки зрения яхтсмена совершенно непристойный поступок. И Костя не замедлил вмешаться, ядовито заметил:

— Молодой человек, здесь не баня.

В который раз за сегодняшний день! — Михаил покраснел. Мрачный, сел на свое прежнее место.

Забралась в швертбот и Нина. Свежая, улыбающаяся, начала расчесывать мокрые волосы.

— Эге, погляди-ка! — вдруг сказал Костя, показывая на облако, которое появилось над степью.

— Угу! Пожалуй, шквальнет, — согласилась Нина, поняв, что он подразумевает.