Белые пятна

Лукьянов машинально вытер платком взмокшее лицо. Огляделся. Нахмурил брови. Сел на каменную плиту, вынул из бумажника полученную записку и внимательно, покусывая губы, прочел еще раз. Потом торопливо закурил и, держа письмо за краешек, поднес спичку. Отряхнул руки и пошел на голоса.

Большая группа шурфовщиков, расположившись вокруг костра, уничтожала завтрак. Рядом с Разумовым сидел Петренко и, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорил. «Общительный характер у этого «инженера-историка». А если я приду на линию — сбегутся ко мне ребята, как сбежались к новому десятнику? Петренко — и тот не отходит от него», — подумал Лукьянов. В груди его что-то шевельнулось. Зависть? Недовольство?

Когда начальник экспедиции подошел к линии, шурфовщики уже работали. Увидя инженера, Виктор выскочил из глубокого шурфа.

— Вы — горный десятник, Виктор Степанович, — сказал Лукьянов, именем и отчеством подчеркивая значение должности.

Разумов понял, почему Лукьянов несколько дней не разговаривал с ним.

— Я люблю работать, Григорий Васильевич, — просто ответил он. — Да и Ганин торопит. Вчера он сказал, что если к нам не направят еще человек двадцать, мы затянем опробование.

Лукьянов усмехнулся:

— А результаты? Поймите, поиски — это игра втемную. Не думайте, что вас расхолаживаю. Ради бога! Я знаю этот район, верю в его перспективу, но представьте, Виктор Степанович, мне просто не везет. Не везет!

Заинтересованный Разумов слушал, не прерывая.

— Конечно, в этом году рудоуправление постарается удвоить добычу, — продолжал Лукьянов. — Но дадут ли поиски намеченный прирост промышленных запасов? Вот что волнует. Если бы на наших картах были нанесены месторождения хотя бы с тридцатью тысячами тонн слюды, — здесь можно было бы строить фабрику и по-настоящему развернуться.

— Не понимаю, Григорий Васильевич, — честно признался Разумов, — что же мы ищем?

— Счастье! — Григорий Васильевич рассмеялся, обнажив ровные зубы. — Человеческие поступки всегда несут в себе начала добра и зла. Добро — в стремлении к цели, в жажде познания, зло — в ничтожности конечного результата. Миллионы израсходовали на постройку нового поселка, а поиски в этом районе дали пшик. Истомин рвет и мечет. Он человек необычайной энергии, вдобавок мы с ним друзья по Петроградскому горному институту, — добавил он, отвечая на вопросительный взгляд Разумова. — Сейчас он меня буквально осаждает. Но что я могу поделать?

Лукьянов хрустнул пальцами и выругался. Помолчали. В лицо дул порывами холодный ветер, но спины собеседников согревало тепло костра, на который не жалели бурелома.

— А тут еще вы с Ганиным торопите события, спешите делить шкуру неубитого медведя. Близкое разочарование всегда хуже далекого. Зачем лишать себя иллюзий? Курите…

Беря машинально папиросу, десятник покраснел. Слова начальника сбили его с толку. Может быть, им играют, умно и тонко, и в то же время указывают линию правильного поведения? Но, может, Лукьянову просто хочется подумать вслух? Ведь его тоже беспокоит будущее рудоуправления…

— Завтра я вам прибавлю людей, — сказал Лукьянов, как бы догадываясь о мыслях десятника. — Динамитная будка построена, вахтеры сегодня приедут. Ну что еще? Да, будьте помягче с людьми. Переброски не делайте без моего ведома. Вы слишком некритично относитесь к словам нашего молодого фантазера Андрюши, забываете о том, что не всякая фантазия полезна практике. Так что не зарывайтесь. Вообще, не зарывайтесь.

Виктор стоял с красным лицом, понимая, что им недовольны, что его просто распекают. Разнос был настоящий, хотя Лукьянов говорил самым учтивым тоном, без всякого выражения в холодных глазах. Но слова его не становились от этого менее обидными.

3

Слова Тушольского: «Человек, которому не везет» — не выходили из головы Пимена Григорьевича. «Козьма Прутков! Не может без изречений. Только слез с самолета и уже, пожалуйста, у него готово суждение о человеке», — раздраженно думал Истомин, шагая к своему дому.

Лукьянов и Истомин знали друг друга давно. В 1916 году окончили вместе горный институт, тут же были мобилизованы в армию и в офицерских чинах отправлены на фронт. Там пути их разошлись, и они не виделись очень долго, почти двадцать лет. Срок не малый, можно забыть друг друга. Но человеческие пути перекрещиваются и могут перекреститься не раз.

Весной 1922 года инженера-горняка Истомина мобилизовали на трудовой фронт. С женой и двумя детьми Истомин выехал в Донбасс. В конце двадцатых годов Пимена Григорьевича перевели в Востокзолото. Скромный инженер шахты «13-бис» превратился в главного инженера крупнейшего административного управления.