— Пускай по домам отправляют или на рудники. Там куда способнее. Комнату дадут, к цеху припишут… Или на второй завод подбиваете? — говорил он в переполненной столовой, где стихийно возникло собрание по поводу происходящих событий. — Теплой спецовки нет! Обувь до шнурков износилась.
— Обратно по гольцам бегать? Мы люди, не козы же! — поддержал дружка Чернов.
Ганина, десятников и многих активистов-забойщиков разозлили эти выкрики. Поднялся гвалт.
— Не за ту струну схватился, эй, друг-сундук!
— Да тише! Пусть говорит человек.
— Не вышло с поиском. У разбитого корыта сидим. А товарищ управляющий нам Медвежий подсовывает. И там не выйдет!
— Ну и вавило! — с неподдельной искренностью вырвалось у Петренко, и он шумно вздохнул.
— Чего их слушать! — крикнул Каблуков. — Бестолочь!
— Я так понял управляющего: не хотелось Лукьянову, чтобы народ искал на Медвежьем. Пошел на последнее — будку взорвал. Дескать, без взрывчатки до весны не начнут, а весной, может, войной пойдут на нас. А! Нет, голова, не по-ихнему выйдет! Я закреплюсь на руднике Медвежьем от поисков и до шахт, до карьеров. И никуда!
— Мы — Медвежий! — закричал Айнет, ударив себя в грудь и упрямо боднув головой.
Алеше Петренко нужен был только толчок со стороны, и тогда он уж, не прося слова, без всякого понуждения произнес свою речь.
— Слушаю и диву даюсь: да в таборе ли я? И жалею: почему не сидят за столом наш артельщик бессменный Коля Курбатов да наш первый десятник Витя Разумов. Ведь они обхохотались бы, слезы ваши слушая. Разве они сказали, мол, наше дело сторона, мы не милиционеры, чтоб диверсанта ловить? Без хлеба ведь потопали за бандитом. Мы не трусы, зимы не боимся. Нам нужен рудник, и быть Медвежьему! Закрепляюсь на Медвежьем! А до тебя, Зубков, я давно добираюсь. Не уважают у нас в таборе драк, но будет драка, коли ты язык не прикусишь.
— Все ясно: быть Медвежьему!
— Об чем разговор? Конечно, быть!
— Какой народ у нас, Андрей Павлович, а! — шептал Ганин управляющему и, не дожидаясь ответа, продолжал. — Подкинете нам взрывчатки, хоть немного? Мы изменим установившийся метод поисков и с Виктором в месяц сделаем то, что делали в четыре. Дайте нам только начальника… хорошего.
— Дадим, Андрюша, хорошего.
— Кого же?
— Андрея Федоровича Ганина. Подойдет? — серьезным тоном спросил Пряхин, слышавший их разговор.
— Ну, как сказать! — пробормотал озадаченный геолог.
Утром в палатку гостей вбежала Настя.
— Сокол мой прилетел! — одним духом выпалила она.
— А Курбатов?
— Один пока.
— Зови его сюда, Настя!
Вскоре Петренко, охаживая нагайкой коня, мчался на рудник с письмом Тушольского о порче телеграфной линии.
Когда Виктор узнал о решении управляющего послать всю экспедицию в район Медвежьего, он искренне обрадовался.
— Андрюша, наши мечты сбываются, — вскричал он. — Всю экспедицию! О таком размахе мы не помышляли…
Но он тут же оборвал себя: задание было ответственным, и Виктор не мог не понимать, что экспедиции не хватает многого, чтобы приступить к работе на Медвежьем. Зная, что Тушольский скоро уедет, Виктор решил немедля обратиться к нему:
— Андрей Павлович, я видел на главном складе канадские мотопилы, ручные. Дайте нам четыре штуки для проходки просек. Я умею с ними обращаться и в один день научу ребят.
— Всего дам, Виктор Степанович, и через месяц приеду на Медвежий. Командуйте! Верю, что не подведете, — обещал Тушольский.
Через два дня, подойдя к табору, Курбатов и Ваня-китаец в немом удивлении остановились у грибка: табора не было. Лишь у корьевого балагана вился дымок. У костра лежали трое. Вольно ходили по утоптанной площадке вьючные лошади.
— Витя, наши! — шепотом произнес Петренко, заметив Курбатова. Виктор вздрогнул: к ним подходили двое.
Неужели не догнали?
Люди у костра повскакали. Осунувшийся Курбатов прихрамывал.
— Ничего у нас не вышло, Виктор, — не здороваясь, сказал он. — Подметили мы его позавчера, в полдень, шел вниз по ручью. Кричать стали. Куда там! Не подходи, чу, убью! И ну по нас из этой вот игрушки палить. — Курбатов протянул Виктору браунинг. — Между прочим: это Лукьянов убил Ваську Терехова — пули одинаковые.
— Умирай мало-мало начальник, — вставил китаец.
— Да, к сожалению, нельзя было иначе: не давался. Акт составили. Да ты, черт, что на меня буркалы-то пялишь? — рассвирепел Курбатов и одним рывком сбросил с плеч рюкзак. Он порылся в рюкзаке и достал сумку убитого. — Получай. Сказал — принесу, чего ты тревожился… Знаешь, Витя, тяжело было тем местом, помнишь, возвращаться… Глянул в сумку… денег — сила. Табор вспомнил… тебя… отошло.
Никто, кроме Виктора, не понял слов таежника. Курбатов вздохнул с облегчением и оглядел пустую площадку.
— На Медвежий, Витя? Всем народом? Хорошо! — безошибочно определил он значение перемены. — Хорошо! — с удовольствием повторил он.
Друзья, улыбаясь, постояли друг перед другом, разом обнялись и расцеловались.
Алешка ловил лошадей.
Вскоре маленький отряд, оставив место долгой стоянки, тронулся вперед. Мотая головами, шумно всхрапывали кони — хорошая примета.