Белые птицы детства

Солнце висело невысоко над сопками. Было оно круглое, большое, но уже не жаркое и не слепило так глаза, как летом, от него не зажигались радуги по небу, и не поворачивались вслед за ним лопоухие подсолнухи. Но и не холодно ещё. Можно пока бегать в одной вельветовой курточке, но вот босиком уже не побежишь.

Спрятав кусок хлеба за пазуху и лишь самую малость отщипнув от него для Верного, Карысь спешил в конюшню. Он радовался заранее и представлял, как будет из рук кор мить Перстня и как Перстень быстро поправится, встанет на ноги и побежит с Карысем на полянку. И он будет играть с ним до тех пор, пока не придёт с работы Лёлька, мать Перстня. А когда Перстень вырастет большой и Карысь вырастет большой, они всё равно будут вместе, и Карысь никому не даст запрягать его в ходок и бить кнутом.

Так думал Карысь, пока вдруг не увидел, что из конюшни выходит Мотря Мясник. Мотрю Мясника Карысь всегда побаивался, потому что был он необыкновенно большой, хмурый и носил за голенищем длинный, узкий нож. Ножа Карысь, правда, не видел, но так говорил Витька. И ещё у Мотри Мясника были белые глаза. Это Карысь видел сам.

Мотря Мясник вразвалочку вышел из конюшни, что-то большое и рыжее неся на руках. Карысь замер, сердце у него сильно застучало, и он, округлив глаза, уставился на Мотрю Мясника.

— А ну, посторонись,—пробасил Мотря Мясник и медленно прошагал мимо Карыся в сторону теплушки.

Карысю стало совсем тревожно, и он бегом припустил в конюшню. Вбежав в распахнутые ворота и увидев деда Плехеева, Карысь вытащил из-за пазухи хлеб и неожиданно тихо сказал:

— Вот, хлеб принёс.

Дед Плехеев нахмурился и отвёл глаза.

— Дедушка, я хлеб принёс,— громче повторил Карысь и пошёл было к стойлу Перстня, но дед Плехеев перехватил его.

— Вот что, Карысь,—хмурясь, сказал он,—нету твово Перстня... Увезли его... Трофим на пастбище свёз.

— На пастбище? — шёпотом повторил Карысь и вдруг вспомнил, что там, в рыжем комке, который нёс Мотря Мясник, видел белую полоску. Совершенно белую полоску на рыжей шерсти. Вспомнил большую слезинку, выкатившуюся у Перстня из глаза, своё отражение в этом глазу и громко, безутешно заплакал.

Хлеб, который он держал в руке, выпал, и его тут же окружили нахальные воробьи из конюшни.

БЕЛЫЙ И СИНИЙ ЛЕД

1

Осень закончилась. Потухли костры на огородах, и ту золу, что не успел промочить дождь, разнесло ветром по земле. Подсолнечные стволы, выжаренные солнцем до прозрачно-жёлтого цвета, мальчишки посшибали саблями, и они полегли среди огородных просторов, как рыцари в жёлтых панцирях. Не отставал от мальчишек и Карысь. Но первый же «противник», на которого он налетел с торжествующим воплем, оказался настолько твёрдым и толстым подсолнухом, что сабля Карыся — выдернутая из забора палка — легко и грустно переломилась. На какой-то миг Карысь опешил, держа обломки в руках, но скоро пришел в себя и бросился врукопашную. Под яростным натиском Карыся подсолнух прогнулся, затем пружинисто выпрямился, и Карысь был отброшен на землю. Ещё две или три попытки закончились примерно так же, и Карысь остановился перевести дух. Он огляделся и увидел, что Витька, Васька, даже Петька Паньшин уже заканчивают бой, и «поверженные рыцари» печально светятся белыми сердцевинами.

С уважением взглянув на своего врага, Карысь обошёл три раза вокруг него, погладил ладонью шероховатую, бугристую поверхность и сам себе авторитетно заявил:

— Его победить нельзя.

Решив эту задачу, он облегчённо вздохнул и побежал догонять ребят, чей крик доносился уже из соседнего огорода.

Подсолнух простоял ещё три дня, а потом его вместе с корнями выдернула бабка Аксинья и выбросила на межу.

Всё это было давно. Тогда ещё не закончилась осень, потому что на деревьях держались листья и дед Плехеев ходил в фуражке с пуговкой на макушке. А теперь листьев не было совсем — ни красных, ни жёлтых, а дед Плехеев надел шапку и длинный брезентовый плащ с капюшоном.

Осень закончилась, и каждое утро Карысь начинал с вопроса:

— Пап, а озеро замёрзло?

— Нет ещё, сынок, потерпи,—отец взбалтывал мутную вакцину в пузырьках и, как казалось Карысю, сочувственно смотрел на него.

— Не понимаю, —удивлённо сказала однажды мать,— что за любопытство к озеру.

— Он хочет с Васькой на коньках кататься,— вредным голосом объявила Верка.

— Но у него же нет коньков? — удивилась мать.

— Ага, а у Васьки есть, и они будут попеременке кататься.

— Никаких катаний, пока я не разрешу, не будет.— Мать поправила очки и строго взглянула на Карыся: — Ты слышал?

— Да,—вздохнул Карысь, теряя аппетит и откладывая ложку в сторону. С презрительным вниманием он долго смотрел на Верку, ещё раз вздохнул и выбрался из-за стола.

— Скорее бы ему в школу,—устало сказала мать,— ребёнок растёт совершенно без присмотра.

— Пусть набегается,— не очень решительно возразил отец,—потом будет не до этого.

— Потом будет поздно, Виктор.— Мать нахмурилась.— Порой меня до крайности изумляет твоё спокойствие.

Сдёрнув курточку с вешалки, Карысь бочком вывалился за дверь.

2