Белые птицы детства

— Без штанов не возьму,—он обошёл Карыся, ловко прыгнул на палубу своего катера и скрылся в рубке, даже не оглянувшись и ничего больше не сказал.

— Не горюй, Карысь,— Николашка небольно щёлкнул его по макушке,— дома в корыте поплаваешь.

Карысь увернулся от второго щелчка и сердито сообщил Николашке:

— Вот мы скоро лодку купим.

Казалось, всё пропало, и Карысь уже часто задышал от обиды, изо всех сил удерживая слёзы, когда перед ним остановился Мефодий Иванович.

— Здорово, Карысь,— с уважением сказал он.

— Здорово.— Карысь отвернулся.

— На катер хочешь?

— Хочу,— вздохнул Карысь и тоскливо посмотрел на катер.

— А дома чё скажут?

— Мы скоро лодку купим,— опять было начал Карысь, но Мефодий Иванович неожиданно ловко взял его поперёк пояса, и уже через секунду Карысь стоял на тёплой, мелко вздрагивающей палубе катера, с бессильным восторгом и благодарностью глядя на Мефодия Ивановича.

2

Невыносимо плавно и торжественно разворачивалась деревушка Карыся за бортом. Впервые она открылась Карысю с широкого простора Амура и впервые проплыла мимо него, как раньше проплывала вода. Каждый дом и каждая сараюшка хорошо просматривались отсюда, а особенно — дом Карыся. Был он большой, красивый, уютный — самый лучший дом в деревне. Но вот уже и последний дом мелькнул в черёмуховых зарослях, потянулась вдоль берега жёлто-оранжевая марь, потом мелкий березнячок, и наконец с плавных и мягких линий начались сопки.

Мефодий Иванович и Карысь сидели на крыше машинного отделения, и Карысь впервые ощущал, как могуче и равномерно бьётся под ним жизнь совершенно неведомого существа — машины. Но ещё сильнее ему хотелось посмотреть, как управляют этой машиной и как поворачивают такой большой катер.

Мелкие волны, что равномерно и бесконечно катились по Амуру, мягко ударялись о катер и выныривали с другой стороны. За кормой вода бурлила и пенилась, и множество пузырьков взбухало на её поверхности.

— Здесь глубоко?— спросил Карысь Мефодия Ивановича.

— Глубоко. — Мефодий Иванович курил и смотрел на пробегающие за бортом сопки.

— С макушкой?

— Пожалуй, с тремя.

— У-у-у,—восхищённо протянул Карысь.

Помолчали. У Карыся было много вопросов, но он робел. Он уже знал, что взрослые не очень-то любят, когда их много спрашивают.

— Мефодий Иванович,— выскочил из рубки Николашка,— тебя капитан кличет.

— Чего он?

— Не знаю.

Мефодий Иванович неохотно поднялся, плюнул на папиросу и выбросил её за борт.

— Пошли, Карысь.

В рубке было чисто и строго. Дядя Володя Басов стоял возле рогатого колеса и что-то записывал в тетрадь.

— А, Карысь. — Он не удивился и не заругался, чего очень боялся Карысь, а тронул его большой рукой по голове и непонятно спросил: — Поштурвалить хочешь?

Карысь не знал, что такое «поштурвалить», но на всякий случай кивнул головой и тяжело сглотнул набежавшую слюну.

— Ну, тогда держи.— Он легко поднял Карыся и поставил у рогатого колеса.— Да ты, брат, ничего не видишь. Что же ты так плохо растёшь?

Действительно, до окон Карысь мог дотянуться разве только рукой, и то лишь приподнявшись на цыпочки. Обида и стыд, что он такой маленький, переполнили Карыся, но тут Мефодий Иванович сказал:

— Ничего, он ещё нас с тобой обгонит. Вишь, боевой какой, так и вцепился в штурвал. Теперь краном не оторвёшь. Чего звал-то?

— Да тут такое дело, Мефодий Иванович...

Карысь не дышал. Стиснув зубы, он крепко держал штурвал, изо всех сил стараясь, чтобы он ни в какую сторону не шелохнулся. О чём угодно мог мечтать Карысь, но чтобы на катере, у штурвала! От напряжения и взволнованности Карысь даже вспотел. Он уже теперь представлял, как будет рассказывать ребятам об этом, и как они не поверят, и как он презрительно скажет им: «Если хотите, спрашивайте у дяди Володи, а только я катер сам вёл». И как они все удивятся и будут завидовать ему, и Витька, наверное, сразу полезет дружить. Ведь Витька катером никогда не правил, а вот он, Карысь, правит, и хоть бы что.

Однако постепенно Карысю становится не «хоть бы что». Руки, поднятые высоко вверх, начали затекать и наливаться такой тяжестью, какой Карысю испытывать ещё не доводилось. Потом начали болеть не только руки, а и плечи, и спина, а ещё через некоторое время Карысь с испугом и стыдом заметил, что у него мелко трясутся ноги. И в это время дядя Володя, закончив разговор с Мефодием Ивановичем, встревожено сказал:

— Ого, брат Карысь, да мы этак на косу вылетим. А ну, пусти-ка.

И Карысь с облегчением отпустил штурвал. К его удивлению, дядя Володя совсем не сильно толкнул штурвал, и он быстро закрутился, и в глазах зарябило от мелькания его рожков.

— Ну как, Карысь, понравилось штурвалить? — спросил Мефодий Иванович.

— Понравилось,— одними губами выдохнул Карысь.

3

— Ешь, ешь, Карысь, дома-то этакой ушицы не отведаешь,— потчевала Карыся бабка Аксинья.

— Горячая.

— А как же. Уха горячая — рыбак с удачею. Ты дунь да сплюнь, корочку обрежь да потихоньку съешь.