Белые птицы детства

— Так ты много выпустил-то?

Карысь растопырил пальцы и вытянул одну руку вперёд.

— Пять штук?

— Ага... Они холодные и дышат.

— Так тебе уши счас драть или погодить маненько? — серьёзно спросил Мефодий Иванович.

— Погодить,— тяжело вздохнул Карысь и тихо потопал на берег.

4

К вечеру разыгрался ветер и погнал по Амуру пенные барашки на гребнях высоких волн. Отбуксировав плашкоут на рыбобазу, катер спешил к дебаркадеру, тяжело зарываясь носом и шатко переваливаясь с борта на борт. Множество брызг взлетали над палубой, ударялись о стёкла рубки и частыми ручейками стекали на обшивку. Карысь, недавно проснувшийся, сидел на высоком ящике и смотрел между текущих ручейков на приближающийся дебаркадер, на свою родную деревушку. Ему казалось, что прошло много-много времени с тех пор, как он уплыл на катере, что в деревне должно всё измениться, стать больше и лучше. Но всё оставалось прежним, и он было задумался об этом, но тут вспомнил о рыбах на плашкоуте, оглянулся и увидел в окно, что плашкоута на буксире нет.

— Дядя Володя,—подёргал Карысь капитана за рукав,— а рыбы где?

— Выгрузили.

— Выпустили?

— Куда?

— В воду.

— Зачем? — Дядя Володя удивлённо посмотрел на Карыся.

— Чтобы они плавали,—смущённо ответил Карысь.

— Нет, брат Карысь, они своё отплавали. Теперь их уже вовсю потрошат. Ты жареную рыбу любишь?

Карысь нахмурился, подвинулся в угол и тихо ответил:

— Нет.

В Озёрных Ключах, в родной деревеньке Карыся, зажигались в домах первые огни.

ПЕРСТЕНЬ

1

Утром Карысь бежал в конюшню. Он торопился и ничего вокруг не замечал. Он хотел повидаться с Перстнем и, если получится, помочь ему. Вчера отец сказал, что Перстень, маленький жеребёнок с белой полоской на ноге, сильно заболел, и он никак не может ему помочь. Карысь, слышавший всё это уже из постели, спросил:

— Папа, можно я схожу к Перстню?

— Ты не спишь? — удивился отец.

— Это безобразие, — рассердилась мать,— времени — десятый час, Вера давно уже спит, а он всё ещё задаёт вопросы.

— Я уже совсем спал, а потом услышал...— начал было оправдываться Карысь, но мать строго перебила его:

— Сейчас же спать! Или я на неделю оставлю тебя без улицы.

Карысь обиделся, нарочно закрыл глаза и неожиданно быстро уснул.

Утром, когда он проснулся, отца уже не было, и Карысь робко спросил у матери:

— Мама, можно я к Перстню схожу?

— Это к какому ещё Перстню? — нахмурилась мать, убиравшая посуду со стола.

— К жеребёнку. Он заболел. Вчера папка говорил.

— Ты не забыл? — удивилась мать. Потом подумала, потом кивнула головой: —Хорошо, сходи. Но чтобы обедать тебя не искали.

— Ага.

— Что?

— Хорошо, мама. Я сам на обед прибегу.

— Надо следить за своей речью...

И Карысь выбежал из дома. Он выбежал из дома, и следом за ним увязался Верный, уже большой рыжий щенок с белым галстуком на шее. Он то обгонял Карыся и смешно прыгал на трёх лапах но дорожке, то путался под ногами, а то убегал в траву и что-то такое там жевал, чихал и вытирал нос лапой. Однако сегодня Карысь не обращал внимания на Верного и потому очень скоро оказался возле конюшни. Ворота в конюшню были распахнуты, и там, в глубине, Карысь увидел отца. Открыв маленький чёрный чемоданчик с красным крестом, отец что-то перебирал в нём и не замечал Карыся.

— Папа,— Карысь тихонько подошёл к отцу,— Перстню плохо?

— А, Серёжа.— Отец не удивился.

Что-то в голосе отца насторожило Карыся, и он, непривычно робея перед ним, осторожно спросил:

— Мне можно на него посмотреть?

— Посмотри,— рассеянно ответил отец, набирая какую-то мутно-белую жидкость из бутылочки в шприц.

Окна в конюшне были маленькие, почти под самым потолком, и потому здесь всегда держался полусумрак, к которому с улицы надо было долго привыкать, напрягая зрение и внимание. И Карысь, прежде чем войти к Перстню в стойло, сильно зажмурился, а может быть, он зажмурился ещё и потому, что боялся увидеть жеребёнка совсем плохим.

2

Перстень лежал на тонкой подстилке из соломы, сквозь которую проглядывали плохо ошкуренные, свежие плахи. Он лежал на боку, вытянув передние ноги и к самому животу подобрав задние. Его голова, на тонкой, с короткой гривой, шее, была запрокинута назад. Карысю показалось, что Перстень куда-то сильно бежит, только бежит лёжа.

Он присел на корточки и услышал, как тяжело, с хрипом, дышит Перстень, как что-то урчит и булькает в его высоко поднимающемся и опадающем животе.

— Перстень, — тихо позвал Карысь,—Перстень, не умирай.

— Пусти-ка,— подошёл отец. Он тоже присел на корточки, оттянул мягкую, податливую шкуру на шее у Перстня и глубоко воткнул иголку. Карысь вздрогнул и смотрел, как медленно убывает из шприца мутно-белая жидкость. Когда отец выдернул иголку назад, Перстень слабо перебрал передними ногами и опять затих.

— Ему сильно больно? — Карысь тронул копыто Перстня и быстро отдёрнул руку.

Отец не ответил, а в стойло зашёл дед Плехеев. Он посмотрел на Перстня, на Карыся и хмуро сказал:

— Зря всё это, Виктор Фёдорович. Живот у него полымя горит. Так-то запрошлым годом у Султана было, и ничего не пособило — сдох.

— Посмотрим, посмотрим,— неуверенно сказал отец.