Белые птицы детства

— Когда брать будем, — продолжает поучать Васька, — то Оська скажет крылья обдёргать, чтобы назад к нему не улетели. Ты не соглашайся. Они после этого плохо летают. А ему и хорошо, лишь бы его голуби над крышами вились.

— Понял... Ты каких будешь брать, сизарей?

— Больно надо, их от вороны не враз отличишь. Пусть на пионеров раскошеливается, деньги-то немалые просит.

— Тогда и я пионеров возьму, — соглашается с другом Серёжа, хотя ему больше нравятся сизари.

— А по клюву надо смотреть, чтобы не старые были. А то ведь подсунет таких, которые нестись не могут.

Теперь Серёжа окончательно убеждён, что Васька в голубях толк знает, и, соглашаясь с его авторитетом, он просит его:

— Ва-ась, ты мне выберешь пару, а?

— Выберу,— обещает Васька, и они поворачивают во двор Оськи Курдюмова.

3

Оська в детстве неосторожно заигрался на русской печке, свалился вниз и набил себе горб. После этого Оська рос медленно и неизвестно куда, так что лет через десять все увидели маленького (один метр сорок сантиметров) двугорбого человечка, невообразимо высокомерно смотревшего на мир. Так получилось, что постепенно выросло в Оське и неумолимое презрение к людям и очень большое мнение о себе. А так как Оська был остёр на язык и нехорошо насмешничал над деревенскими, его в Озёрных Ключах не любили. Колька Музин даже побить собирался, искал Оську однажды целый день, но так и не нашёл. Многие об этом жалели, но где же было Оську найти, если он даже не в своём погребе спрятался. Особенно доставалось от Оськи Курдюмова мальчишкам. Он не мог, например, равнодушно пройти мимо играющих ребят, обязательно кого-нибудь больно щипнёт, дёрнет за ухо или даст крепкого подзатыльника. А тех, кто ещё поменьше, Оська запугивал всякими небылицами, и запугивал до такой степени, что ребятёнки, завидев его во сне, на стенки лезли. По этой причине Оську приглашали в сельсовет и долго разговаривали.

Вот к этому-то Оське и отправились Серёжа с Васькой за голубями.

Жил Оська вместе с матерью и младшей сестрой в небольшом домике с плоской крышей, покрытой пластами и густо поросшей поверх пластов полынью и чертополохом. Домик этот походил на тот, про который говорят: «на курьих ножках», и как-то очень хитровато поглядывал на улицу маленькими оконцами из-под своей земляной крыши.

Войдя во двор, ребята замешкались, потом Васька осторожно постучал в окно.

Окно, вросшее в землю, было на уровне колен, и для того, чтобы заглянуть в него, Ваське пришлось согнуться в три погибели. Но, едва он согнулся, чтобы посмотреть, в доме Оська или нет, как от окна навстречу ему метнулось что-то тёмное и страшное. Васька отлетел в сторону, едва не сбив Серёжу, и тут же появился Оська.

— Чего подглядываешь? — Голос у Оськи тонкий, высокий, смахивающий на крик молодого некормленного петушка.

— Так я... это... тебя посмотреть. — Васька с опаской покосился на окно, но там, как и у всех в деревне, стоял горшок с геранью, лежали три большие луковицы и ножницы.

— Посмотреть... Нечего там смотреть. — Оська важно прошёлся по двору, далеко назад откидывая маленькую голову. — Зачем пришли?

— Голубей посмотреть, Ося, — заискивающе ответил Васька, стараясь как-то сжаться, усохнуть перед Оськой, чтобы не раздражать его.

— Это тебе не кино, чтобы глаза пялить, — отрезал Оська, — давай, выметайтесь отсюда.

— Ось, мы купить хотели, — поспешно объявляет Васька.

— Купить? — Оська настораживается и подозрительно смотрит на ребят. — А ну, покажьте деньги.

— Вот. — Они показывают деньги, и Оська, мельком взглянув на зашамканные разными руками рубли, садится на чурку посреди двора. Достаёт плотную коробку «Казбека», открывает и, понюхав, протягивает ребятам. В коробке с синим всадником на коне лежат разные окурки, начиная с махорочных самокруток и кончая толстыми беломоринами. Обкуренные концы у окурков тщательно заплёваны, и спёкшаяся зола прочно удерживает табак в бумажных оболочках.

— Курите, шмакодявки, — с барской щедростью разрешает Оська. — Только, чур, беломорину не трогать, — предупреждает он потянувшегося к коробке Ваську.

— Не-е, — поспешно успокаивает Васька, — я люблю сигареты.

— Ну, а ты? — Оська суёт коробку Серёже. — Особого приглашения дожидаешься.

— Я не хочу, — отступает на шаг Серёжа.

Оська удивлённо поднимает голову и маленькими пронзительными глазками пристально смотрит на Серёжу.

— Брезгуешь, что ли? — вкрадчиво спрашивает он и не спеша убирает коробку.

— Да он не курит, — говорит Васька так, словно Серёжа немного того и его сейчас нет здесь, — совсем не курит, с детства...

— Не люблю таких, — сообщает Оська, и его маленькая голова недовольно вертится между двух горбов, — маменькиных сынков.

Васька хмуро затягивается и, сильно вздохнув, переламывается в поясе от кашля, машет руками перед широко открытым ртом, стараясь захватить побольше свежего воздуха. Оська не смеётся и не подначивает, и лишь в глазах у него появляется странный лихорадочный блеск.

— Д-давно не курил, — с трудом выговаривает Васька, отворачивая в сторону от нахмурившегося Серёжи красное лицо, — отвык.