Белые раджи

Через пару недель Лили де Виндт действительно умерла. Гарри должен был остаться на один-два года в интернате, а долю Маргарет перечислили прямиком в казну раджа. Рани знала, что ей всегда придется довольствоваться малым, но, ненавидя ссоры, умела любезно уступать и соглашаться с тем что раджа печется исключительно о процветании Саравака. Самому же Чарльзу не хватало не столько сердечности, сколько обаяния, теплоты и общительности. Правда, он порой компенсировал их великодушными поступками, если только это не затрагивало бюджет.

В начале 1870 года супружеская чета села в Марселе на судно компании «П.&О.» Рани ждала ребенка, и, несмотря на заботу мужа, плавание стало для нее сущим кошмаром. К счастью, мучения сократил торжественно открытый четыре месяца тому Суэцкий канал, и путешественники прибыли в Сингапур уже в апреле.

За излучиной реки взгляду Маргарет открылся правый берег Кучинга с саговыми мануфактурами, складами, выкрашенными в яркие цвета длинными деревянными верандами и пришвартованными у груд копры сампангами; а также постоянно окутанный дымом петард берег левый, китайские вымпелы с поздравлениями вновь прибывшим и зеленый дракон на треугольном золотом фоне, флот праху под праздничными пологами, Юнион-Джек, черный с белой четвертью натунский флаг и саравакский флаг с сине-красным крестом.

У дебаркадера их ждали малайские хаджи в золотой парче и худосочные знатные дамы под вышитыми покрывалами; индусы в тюрбанах нежных расцветок; офицеры в парадных мундирах;

китайские сановники в просторных, как постовые будки, и отделенных от тела бамбуковым каркасом шелковых мантиях; старый палач с Желтым зонтом; рейнджеры с блестящими духовыми инструментами; и почетный караул, который в знак царского приветствия выстрелил из пушки.

Перед отъездом в Европу раджа приказал снести башню Резиденции губернатора, приносившую, по слухам, несчастье, и начал строительство Астаны[69]. Поскольку здание еще не было достроено, Чарльз и Маргарет временно поселились в большом бунгало, которое до своего отъезда два года назад занимали Коллинзы. После пережитых во время восстания гунсы ужасов миссис Берта Коллинз сильно изменилась: привыкнув считать себя первой леди Саравака, она весьма неодобрительно отнеслась к прибытию роскошной великанши и вела себя, как сварливая баба. Резиденция смогла, наконец, принять своих обитателей лишь к лету.

Астана - причудливое сооружение с двумя флигелями, кирпичными колоннадами и толстыми кровлями из сверхпрочной древесины, - включала также неоготическую башню, где помещался вход и главная лестница. Восточная часть предназначалась для гостей, в центральной и западной находились жилые комнаты, а в полуподвале устраивались знаменитые новогодние ужины и помещался ряд контор. Первый этаж занимали кухни с мраморными раковинами и ванные с эмалированными тазами.

Темную, мрачную, перегруженную поддельным саксонским фарфором и омерзительными жирандолями мебель, казалось, произвели на лондонских мануфактурах, обезобразивших Тотнем-Корт-роуд, или, возможно, она была творением китайских краснодеревцев, мастеривших гробы на кучингской Карпентер-стрит. Посреди всего этого хлама прекрасным оставалось лишь принадлежавшее покойному радже столовое серебро. В огромной столовой таращили фарфоровые глаза траченные насекомыми оленьи головы. Большая гостиная с колоннами из искусственного мрамора, паласом в нескончаемых цветочных узорах, креслами-качалками и зеленью в китайских вазах обрамляла своей посредственностью собиравшие европейскую общину вторничные чаепития и ужины: по обе стороны стола, противоположные концы которого занимали возглавлявшие скудную трапезу раджа и рани, печально восседали два десятка человек. Там забыли установить по индийскому обычаю панкху, но на приемах в углах столовой стояли четыре машущих пальмовыми листьями рейнджера.

Маргарет изумляло все, особенно смена часовых поясов и необычное освещение, когда в семь вечера воцарялась кромешная тьма и становилось жарче, нежели самым знойным летом. Еще поразительнее были британские дамы Кучинга: каждая кого-то или что-то напоминала. Одна была историческим памятником в честь пожара на балу, другая - вылитой козой-кровопийцей, следующая - ногтоедой. Наконец, еще одну можно было бы назвать красивой, если бы не мечтательно-грустная улыбка Полишинеля. Были среди них пираньи с розами на голове и проклятые тыквы во взбитых сливках. Все эти дамы неизменно отпускали в адрес Маргарет старательно завуалированные язвительные насмешки, но их нападки не портили ей аппетит и не нарушали сон.