Белые степи

Грустные мысли Салимы прервал скрип открываемых ворот, из них вышла, щурясь от яркого света, внучка – младшая дочка сына. Как всегда, улыбаясь как солнышко, она защебетала:

– Оләсейка, ты тут, а я тебя потеряла!

И, присев рядышком, всем худеньким девичьим телом прижавшись к Салиме, привычно взяла в свои маленькие ручки мягкие ладони бабушки. Из всех внучек она была самой близкой Салиме – так похожая на отца и лицом и характером, всегда старалась подольше быть рядом с ней, разговаривать. Каждый раз, перед сном уютно рядом устроившись, они долго беседовали. Поглаживая ее спинку, она от всей души просила у Всевышнего ей здоровья и счастья. С удовольствием отвечала на ее вопросы об истории семьи. Только она этим живо интересовалась, и Салима с удовольствием рассказывала ей свои истории. И как-то в один из таких вечеров внучка сказала: «Оләсей, когда мой папа учил молитвы, я еще была совсем маленькой, и я тихо за ним повторяла и тоже выучила самую первую, открывающую Коран молитву Аль-Фатиха и часто про себя читаю, послушай – правильно ли?»

Тут мимо их дома внизу идущие по своим делам сельчане тепло поприветствовали Салиму – женщины махали руками, мужчины, прижав правую руку к сердцу, кланялись. Ветер доносил до них их слова уважения.

– Оләсей, как здорово жить в деревне – тебя все узнают, уважают, а в городе все не так – там все друг другу чужие и равнодушные.

– Так-то оно так, доченька, но и в городе можно быть уважаемой – только будь доброй и всем благодарной, и люди тебе тем же и ответят.

– Но как можно быть всем благодарным, ведь не все люди хорошие, среди них есть и враги. А их-то за что благодарить?

– Надо, надо и их благодарить. Ведь они не дают тебе спокойно жить, ты всегда готова дать отпор, стараешься жить правильно, чтобы не стать мишенью их насмешек. Да и не всегда они могут оставаться врагами, часто бывает так, что самый заклятый враг становится твоим лучшим другом, и как после этого тебе не будет стыдно за то, что ты так плохо думал о нем. Поэтому, доченька, никогда не думай о людях плохо. Относись ко всем ровно и никогда не забывай благодарить людей…

Повернувшись к внучке, Салима увидела, что она вовсе не слушает ее – уставилась куда-то вдаль, ее глаза затуманились, и, когда Салима замолчала, она тихо и стеснительно спросила:

– Оләсей, а ты любила олатая (дедушку)? И вообще – что такое любовь?

От этого неожиданного вопроса Салима вовсе опешила, мимолетно подумав: «Вот тебе раз, взрослеет девочка, видимо, влюбилась…» И долго не могла подобрать слов для ответа…

– Хмы… Любила ли я, и что такое любовь… Не знаю я, доченька… До любви ли нам тогда было – война, голод, смерть близких… Ведь и замуж-то я вышла совсем девчонкой, в шестнадцать лет, совсем неразумной была. А потом – хозяйство, строгая свекровь – твоя прабабушка, дети, дети, дети и работа по дому, по двору – от зари и до позднего вечера.

И тут перед глазами Салимы пронеслась вся ее жизнь, как в кино, когда ускоренно прокручивают случившиеся события или перематывают пленку назад – вот она совсем девчонкой едет в Худайбердино с дядей Искандером, вот работает в яслях, школа, танцы… и дальше весь экран закрывает собой кучерявый, молодой, энергичный Ислам. И как она ни пытается подумать о чем-либо другом, представить себе другие картинки, отвлечься, но все равно перед глазами встает он – юный, бодрый, смешливый; хозяйственный, умелый, заботливый; задумчивый, рисующий, пишущий, музицирующий, много читающий; с любовью возящийся с детьми, радушно принимающий и смешащий гостей; но и совсем пьяный, неразумный, непонятный, грубый; и опять весь домашний, умело обустраивающий быт, мечтательный… Дети, их рост, развитие, болезни, беды, проблемы, и опять рядом с ними только он. Значит, вся ее жизнь – это он? А ведь сколько он ни ревновал ее, сколько ни скандалил из-за пустяков, и до побоев доходило, но она ни на секунду не могла подумать, представить себе на его месте другого… Значит, любила?

– Доченька, ведь мы жили не так, как в этих цветных красивых сериалах, где через кадр – любовь, клятвы, поцелуи, объятия…

Размышляя об этом, Салима, неожиданно сделала для себя самое важное открытие – мы жили друг другом, друг для друга, родили детей и жили для них, потом для их детей. Все делали для того, чтобы всем им было хорошо. И может, поэтому и не успели, как в этих сериалах, сказать друг другу самое главное – «Люблю тебя»… Хотя перед самой смертью Ислам как на духу, через терзающую его нутро боль, сквозь стоны признался:

– Всем, Салима моя, я обязан тебе… Не было бы тебя, не было бы меня такого… Ты все выдержала, все перетерпела, без тебя не знаю, где бы сгнила моя дурная, шальная голова, – ты все уравновешивала, успокаивала. Я всегда знал, что дома меня ждешь верная и надежная ты, поэтому всегда возвращался… Спасибо тебе за наших детей, они все твои, ты их вырастила и воспитала, и ты будешь ими счастлива. Прости, что так поздно об этом тебе говорю, но я должен был это сказать…

Может, подумала Салима, это и было его запоздалое признание в любви, может, ради этого и стоило жить…