Белые тела

С тех пор были только синяки на руках, эти маленькие чернильные пятна. Но не только они, а еще и то, как ты нагнетала обстановку, убежав в ванную, когда я закатала рукав твоей рубашки, придавала себе странный отстраненный вид, как будто ты переживаешь глубокие страдания и скрываешь это. Мне знакомо это, Тильда, ты всегда была способна на крайние меры, когда у тебя была цель, у твоего пограничного поведения долгая история. Лиам помог мне осознать причину того, что ты наносила себе раны в школе: ты хотела получить восхищение друзей, показать зрителям, как изранена твоя душа. Ты нарцисс и пытаешься прикрыть отвращение к себе пустой и сомнительной показухой: вот какая я особенная, глубже, чем все вы, и эмоционально, и духовно. Ну что ж, дерьмо все это. И ничто иное. Ненужный хлам. Я зла на себя за то, что попалась на эту удочку, вспоминая, как я огрызалась и проявляла агрессию к Феликсу, даже подняла на него нож. Ничего удивительного, что в конце концов он захотел, чтобы я держалась от вас подальше.

Сейчас я вижу, что все, что ты делала, было ложью. Ты постоянно играла. В тот день, когда ты вышла с Керзон-стрит за сигаретами, и я напугала тебя, дотронувшись до твоего плеча. Ты отскочила, как будто тебя ужалила пчела, тут же обернувшись. Ты казалась такой резкой, рассеянной, страдающей, было сложно привлечь твое внимание даже к чему-то обыденному – и я винила Феликса. Всегда его. Я не чувствовала подвоха, ни на минуту. Но почему? Этот вопрос я должна задать себе сама. Частично из-за тебя, это был твой план, выполненный так безупречно, но по большей части я виновата сама. Я поддалась сюжету, придуманному тобой, дала слабину, проявила наивность и искала доказательства, которые подтвердят мои опасения. Я была готова к этому. Мое сердце было открыто. И каждый раз, когда я что-то находила, это меня оправдывало и подталкивало к попыткам спасти тебя. Точно, как ты и хотела, Тильда.

Как же удачно, что у Феликса было обсессивно-компульсивное расстройство, что он сортировал свои рубашки по белым коробкам, расставлял всю посуду с таким перфекционизмом, дотошно оборачивал пленкой. В другом случае я увидела бы это и подумала: «Вот странно!». Даже сочла бы это милым, наверное. Но с твоей помощью своеобразные привычки Феликса стали выглядеть зловещими, ты всегда транслировала один и тот же посыл. «Смотри, какой он ненормальный. Смотри, как он контролирует меня». Ты добавила в эту смесь намек на насилие, и я попалась на крючок.

Я даже думаю, что, когда ты уезжала во Францию, а я попросилась на Керзон-стрит, ты положила флешку в наволочку специально для меня. Ты знала, что я найду ее, вспомнив наши детские игры, потому что и в детстве ты прятала вещи в наволочке. И что же я обнаружила? Отчет о твоих странных психосексуальных отношениях с Феликсом, о том, как ты подчиняешься его контролю, эмоционально и физически. О грубом сексе. Но ничего этого не было, да, Тильда? Ты фантазировала, стараясь для меня. Веселилась. Никаких фиолетовых ваз не проносилось возле твоей головы. Ты все это выдумала, как и разбитое зеркало, как и тысячи осколков. Я поняла это, когда говорила с Франческой Морони, она сказала, что Феликс никогда не был агрессивен, и я поверила ей. Да, дорогая сестрица, ты допустила глупую ошибку. Ты понадеялась, что я буду совать нос не в свое дело, рыться в твоей квартире, найду флешку. Но именно мое любопытство подтолкнуло меня еще на один шаг вперед, на то, чтобы отыскать бывшую Феликса, задать ей неприличные вопросы о том, о чем большинство людей постесняются спросить. Думаю, можно допустить вариант, что он стал агрессивен только после встречи с тобой, но, если задуматься об этом, задуматься как следует, доказательства слишком слабы, не так ли?

Забавно, я докопалась до правды, узнав, что моя одержимость куда сильнее, чем у Феликса. Я ела какие-то из твоих вещей, потому что чувствовала необходимость не просто быть частью тебя, соединиться с тобой, а еще, как это ни парадоксально, бороться с тем, что ты мной управляешь. Тогда это было логично, во всяком случае для меня. То, что я поедала твои волосы и зубы, доказывало, что ты принадлежишь мне точно так же, как я тебе. А теперь я вытеснила эту привычку навязчивой идеей понять тебя. Я никогда этого не достигну в полной мере. Ты сияешь слишком ярко, ослепляя меня, так что я никогда не смогу увидеть, что творится у тебя в голове. Я знаю это, но все равно пробую снова и снова. И, возможно, я зря приехала, возможно, хватит с меня уже загадок, ведь эта история уже раскрыла для меня самый важный факт – ты сущее зло. Я знаю, что ты сделала, Тильда, и знаю, как ты это сделала.

49