Читаем Белые тени полностью

Милисента жадно ловит каждое слово. Ей никогда прежде не приходило в голову, что книги, в общем, не очень врут. Может, они, как взрослые, лгут всегда лишь немножко? Но если они говорят не всю правду, это тоже ложь?

Проходят часы, но ни та ни другая не видят, как в комнате темнеет. Им не приходит в голову зажечь лампу. Наступает вечер, а Сьюзен не прочитала и третьей части романа, она останавливается, полагая, что Милисента заснула. Но девочка наблюдает за ней круглыми глазами.

— А дальше? — спрашивает она.

— А дальше тебе нужно вернуться домой. Но если хочешь, возьми книгу и дочитай сама. Иди быстрее, а не то родители станут волноваться.

Милисента хватает книгу и спешит к двери. Но не уходит, а оборачивается к Сьюзен и, возвращая ей книгу, спрашивает:

— Можно, я не буду ее брать, а лучше вернусь, и вы мне еще почитаете?

Когда Милисента возвращается домой, оказалось, никто не озаботился ее отсутствием. Дэвид в колледже, Мейбел погружена в работу. Девочка поднимается к себе в комнату, достает записную книжку и на странице «Мои лучшие подруги» рядом с именем Эмили тем же решительным почерком выводит: Миссис Сьюзен.

Два дня спустя в дверь поместья Эвергринс звонит Лавиния, она хочет показать Сьюзен белую книгу, которую ей дал на время Хиггинсон. Она похожа на ту, в которой будут напечатаны стихи Эмили, но страницы ее пусты, это макет, по нему можно понять, каким будет формат, вес, обложка, зернистость и толщина бумаги.

Поскольку никто не отвечает на стук, Лавиния оставляет книгу у двери и быстро пишет коротенькую записку: «Для книги Эмили».

Сьюзен находит ее только вечером. Она взвешивает книгу на ладони, нюхает, затем решается открыть и пролистать сотню пустых страниц. Эта снежная книга именно такая, о какой она мечтала.

Вернувшись домой, Лавиния достает муку, топленое свиное сало, сливочное масло, сахар, раскладывает все на кухонном столе. Надевает передник, берет керамическую миску, нож, деревянную ложку, и только когда собирается разрезать масло на кубики, внезапно вспоминает, что, вообще-то, никогда не любила сладкие пироги. Отец их просто обожал, мать больше всего любила вишневый, Остин радовался пирогу с начинкой из изюма, миндаля, яблок, цукатов, который она пекла на каждое Рождество, Эмили предпочитала тарталетки с абрикосами. А Холден с большим аппетитом поедает любые, сладкие, соленые, все равно с какой начинкой, пряностями, приправами. С течением лет она убедила себя, что тоже любит сладкие пироги, а на самом деле ей просто нравилось видеть, как их едят другие.

Еще она достает из холодильной камеры два яйца и густую сметану. Вот уже несколько месяцев в шкафчике для провизии у нее хранится большой кусок шоколада, не зная, какую участь она ему предназначила; и вот она осторожно распаковывает его, наклоняясь, чтобы вдохнуть запах. Положив на деревянную дощечку, она трет его на терке, ссыпает стружку в кастрюлю и помещает на водяную баню. Она медленно растапливает шоколад, потом, тщательно отмерив, добавляет ложечку бренди.

Разбивает два яйца, отложив желтки, которые позже добавит в майонез, взбивает белки до пышной шелковистой пены, добавляет сахар, продолжает орудовать венчиком. В другой миске взбивает крем, пока не образуются крутые, слегка изогнутые пики. Она соединяет крем и белки, добавляет растопленный шоколад, достает шесть маленьких десертных вазочек, чтобы перелить туда смесь, но потом передумывает.

Развязав лямки передника, она садится за кухонный стол перед полной миской шоколадного мусса и погружает туда большую резную серебряную ложку, которой пользуется по особо торжественным случаям.

Вечер окутывает Хомстед. Дрозд в последний раз смотрится в оконное стекло, прежде чем отправиться в гнездо. Над кухней опускается занавес сумерек, под золотистым полукружьем лампы Лавиния откладывает в сторону ложку и, погрузив пальцы в шоколадный мусс, облизывает их с таким аппетитом, какого у нее не было с детства.

~

Когда много лет спустя врач, тот самый, что когда-то констатировал кончину Эмили, склонится над телом ее младшей сестры, у которой закрыты глаза, но еще приоткрыты губы, в разделе «Причина смерти» он своим по-прежнему четким почерком напишет: «Слишком большое сердце».

На берегу круглые и гладкие, как яйца, камни, а еще куски корабельного дерева, отколовшиеся от выброшенных на мель суденышек, им просто надоело носиться по волнам. Море спокойное, вода с мягким шорохом лижет песок. Гилберту вода по пояс. Идущие за ним София и Эмили приподнимают на ходу полы юбок, их лодыжки белые, как молоко. Стремительным галопом их нагоняет Карло, взметая фонтаны воды, проносится мимо и плывет за Гилбертом, который все удаляется и удаляется от берега. София и Эмили следят за ним, ничуть не тревожась. Что может с ним произойти?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии