Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е

Осенью того года я получил скудную прибыль от моего предприятия по распространению пластинок. Оно состояло в продаже оптом продукции небольших блюзовых фирм грамзаписи в районе Бостона, при этом склад товара размещался у меня под кроватью в общежитии. Я также организовал выступление Слипи Джона Эстеса, одного из легендарных исполнителей сельского блюза, в то время недавно открытых заново. Я арендовал обшитую деревянными панелями столовую в гарвардском Элиот-Хаус[20] — мой первый концертный промоушен. Уорвик и Джефф настойчиво просили дать им возможность принять участие в деле. Страстно желая повторить то яркое автомобильное путешествие, которое получилось с Лонни Джонсоном, мы планировали заехать за Эстесом и аккомпанирующим ему на губной гармошке Хэмми Никсоном в пятницу вечером на фестиваль The Cornell Folk Festival в Итаку, штат Нью-Йорк (их первое появление перед белой аудиторией), и поехать обратно в Кембридж[21] в субботу. Так как моя машина представляла собой допотопный драндулет, я растранжирил большую часть предполагаемой прибыли, взяв по такому случаю автомобиль напрокат.

В кампусе Корнельского университета алы сбились с дороги, и к тому времени, когда добрались до сценической площадки, концерт из двух отделений — Эстеса и Дока Уотсона — уже закончился. На вечеринке после концерта эти двое, оба слепые, пели старые церковные гимны, общие для белой и черной общин[22] сельского Юга. Мы заметили темноглазую красавицу с длинной черной косой, аккомпанировавшую группе Уотсона на скрипке или отбивавшую ритм кастаньетами. Джефф слишком оробел, чтобы заговорить с этой девушкой, но поклялся, что на ней женится. Это была юная Мария Д’Амато, в будущем Мария Малдаур, записавшая песню «Midnight at the Oasis» — самый большой хит из всех, что я продюсировал.

Проведя беспокойную ночь на полу в преподавательской, мы были разбужены на рассвете Слипи Джоном Эстесом и Хэмми Никсоном, которым не терпелось отправиться в путь. Они были одеты в поношенные костюмы и держали в руках картонные чемоданы, перевязанные веревками. Спустя несколько минут мы уже катили по шоссе, не успев даже позавтракать. Когда проезжали Сиракузы, Хэмми взглянул на часы, показывавшие восемь сорок пять, и завопил: «Стой! Вон там есть бар, и, кажется, эти ребята открываются как раз сейчас». Наши надежды услышать истории о Роберте Джонсоне или The Beale Street Sheiks потонули в бутылках бурбона, которые мы просто обязаны были купить для Эстеса и Никсона К половине десятого оба уже изрядно набрались, а к десяти были в полной отключке.

Я тоже мог бы позволить себе выпить несколько бутылок в качестве вознаграждения за сообразительность, которую проявил по возвращении в Кембридж. Для рекламы воскресного концерта я организовал блюзменам участие в радиопередаче, транслировавшейся тем вечером «вживую» из клуба Club 47[23]. Они произвели настолько потрясающее впечатление, что местные музыканты настояли на том, чтобы устроить вечеринку в их честь. Эрик фон Шмидт дал каждому из них еще по бутылке виски, и мы оккупировали большой дом, принадлежавший девушке, чьи родители проводили зиму во Флориде. Слипи Джон и Хэмми играли несколько часов, люди продолжали угощать их выпивкой, и в конце концов оба отрубились. В разгар вечеринки в доме находилось, должно быть, человек двести — как раз те, кто, как я рассчитывал, должны были купить билеты на концерт. Но к утру воскресенья все они уже достаточно наслушались Слипи Джона Эстеса, и единственное, чего им хотелось, — остаться дома и прийти в себя. По общему мнению, это была вечеринка года, но для меня она обернулась полным финансовым провалом — я потерял более ста долларов.

Несколько месяцев спустя этот эксперимент я повторил с Биг Джо Уильямсом, но, несмотря на сделанные после истории с Эстесом выводы, его визит прошел почти так же непросто. Я тогда впервые начал осознавать некоторые истины, с проявлениями которых потом периодически сталкивался в течение всей своей жизни. Встреча лицом к лицу артистов из бедных слоев и избалованных отпрысков образованного среднего класса неизбежно порождает натянутость, причем дело осложняется еще и тем, что последние желают услышать «нечто подлинное», а первым хочется быть «современными». Слушать исполнителей традиционной музыки, когда они только вышли за пределы своих замкнутых общин, — это прекрасное переживание, но его невозможно повторить. В процессе «открытия» музыки она сама неизбежно изменяется.