Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е

Примерно в это время я попал в поле зрения Мэнни Гринхилла, менеджера Джоан Баэз и ведущего концертного промоутера Бостона. Когда наши пути пересеклись в первый раз, я удостоился от него лишь резкого кивка головой и льстил себе мыслью, что он увидел во мне молодого соперника. Поэтому я не удивился, когда он позвонил мне и спросил, не взялся бы я приглядеть за Джесси Фуллером, который приезжает в город на пару выступлений и сессию звукозаписи. В мою задачу входило проследить, чтобы Фуллер появлялся везде вовремя и был трезвым. За это Мэнни предложил 25 долларов плюс компенсацию всех издержек. В октябре 1963 года такое предложение для студента было слишком заманчивым, чтобы его отклонить — особенно если учесть, что этот студент финансировал сомнительный бизнес-проект из своих неглубоких карманов и подрабатывал официантом в кафе-закусочной Адамс-Хаус[24] за доллар в час.

Когда я встретил Фуллера на автобусной остановке, то напомнил ему о нашей предыдущей встрече. Она произошла в тот семестр, когда я работал в Лос-Анджелесе на его предыдущую звукозаписывающую компанию Contemporary Records. Джесси был известен благодаря «San Francisco Bay Blues» — песне, входившей в репертуар едва ли не каждого молодого фолкпевца, — и собрал приличную аудиторию в Club 47.

После выступления Фуллера в субботу на Brandeis Folk Festival на разогреве перед Бобом Диланом, я забрал его на запись для компании Prestige. Руководил этой работой продюсер Пол Ротшильд, предстояло записать целый альбом за одну дневную сессию в воскресенье. Я помогал Полу фиксировать колшентарии к записанным дублям и дал несколько советов касательно репертуара Джесси, который к тому времени знал наизусть. Когда в его хитроумном басовом инструменте[25] собственного изобретения, управляемом педалью, что-то заскрипело, я решил эту проблему с помощью масла из банки с консервированным тунцом Это была единственная смазка, которую можно было найти тихим воскресным днем в Бостоне до того, как там появились супермаркеты. Моя находчивость была упомянута Полом в разговоре с Гринхиллом.

В январе, обдумывая предстоящее в середине года окончание Гарварда, я нанес визит Мэнни. Я был полон решимости отправиться в Европу, в землю обетованную, где ценили музыку, которую я любил. Я воображал, что буду зарабатывать на жизнь, сочиняя статьи для английских джазовых и блюзовых журналов, превосходя местные журналистские таланты за счет своего свежего американского взгляда (впоследствии я познакомился с людьми, пишущими для Jazz Journal и Jazz Monthly, и обнаружил, что стандартный гонорар составлял всего 5 фунтов за статью). Я буду «продвигать» турне американских фолковых и блюзовых музыкантов, буду посредником, «серым кардиналом» — роль, к которой я стремился с того самого момента, когда впервые понял смысл этого выражения. Могу ли я предложить Мэнни свои услуги?

Он выслушал меня, потом поднял телефонную трубку и позвонил в Нью-Йорк Джорджу Вэйну[26]: «Привет, Джордж! Помнишь то английское турне Blues and Gospel Caravan, в которое ты пригласил Брауни и Сонни на апрель? Ты же нашел для него тур-менеджера?» Он закрыл трубку ладонью и пристально посмотрел на меня: «Можешь быть в Нью-Йорке завтра утром?»

На следующий день после встречи с Вэйном я приступил к работе в его нью-йоркском офисе, взявшись за окончательное укомплектование состава турне и написание пресс-релиза. Будучи по сути джазменом, Джордж был поражен рвением, с которым я занялся отбором музыкантов аккомпанирующего состава, и предоставил мне полную свободу действий в рамках бюджета. После недели, проведенной на диване Уорвика (он в это время был в Колумбии), я вернулся в Гарвард для сдачи выпускных экзаменов.

Окончание университета означало, что я становился добычей «Службы воинской повинности для отдельных граждан», иначе именуемой армейской призывной комиссией. Как и положено, я был вызван на медкомиссию; заказной автобус забрал меня в Принстоне ранним утром в феврале 1964-го и доставил в Ньюарк. Вместе со мной было еще двадцать пять человек, в основном все знакомые лица; некоторых я знал еще с начальной школы, другие были друзьями моего брата, третьи — товарищами по команде или соперниками в нашей летней бейсбольной лиге. Большинство было из чернокожей или неаполитанской общины Принстона. Я чувствовал, что я, возможно, единственный в автобусе, у кого есть справка от врача по поводу плоскостопия и больной спины. Много лет спустя, во время посещения Мемориала ветеранов Вьетнама в Вашингтоне, я размышлял, нет ли среди надписей на Стене[27] имен кого-нибудь из моих тогдашних попутчиков.