Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е [CoolLib]

Прошло немного времени, и вниз по ступенькам спустился мужчина в твидовом пиджаке, белой рубашке и галстуке. Я уже встречался с ним раньше — это был Майк Джеффрис, менеджер Джими Хендрикса и The Animals. Он сделал мне комплимент касательно размеров собравшейся в клубе аудитории — будучи бывшим владельцем клуба в Ньюкасле, в аудиториях он разбирался. (Он также разбирался и в великом множестве других вещей; чтобы понять, каких именно, лучше всего взять в видеопрокате DVD с фильмом «Убрать Картера».) Когда я рассказал ему, что сегодня ночью в программе Soft Machine и Артур Браун, он сказал; «Я как раз подписал с Soft Machine

менеджерский контракт, а Артура Брауна подписали Ламберт и Стемп».

Джеффрис уже разворачивался, чтобы уйти, когда я добавил; «Ну и в пять часов будет ирландская блюзовая группа».

Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и пристально посмотрел на меня: «Ирландская? А ирландские паспорта у них есть?» Я предположил, что должны быть, поскольку они приехали из Дублина Джеффрис нашел местечко у стены и стоял там в течение шести часов, лишь иногда отлучаясь в туалет или к стойке с газировкой. Мужчина в серьезных очках, пиджаке и галстуке казался среди нашей публики самой большой диковиной.

The People

были хороши и подняли сонную публику на ноги. Лидер группы Генри МакКаллох (впоследствии тоже участник Wings) обращался к собравшимся, призывая их встать и танцевать, и совершенно очаровал аудиторию, а музыканты играли оригинально и слаженно. Их два раза вызывали на бис, прежде чем мы начали выгонять посетителей на улицу. Поскольку ночь получилась такая хорошая, я дал менеджеру The People две хрустящие пятифунтовые банкноты. Спустя несколько минут он разыскал меня снова: «Послушайте, Джо, не могли бы вы мне помочь? Там в гримерке какой-то ненормальный действует ребятам на нервы. Он говорит, что ведет дела Джими Хендрикса и хочет, чтобы они играли у того на разогреве во время американских гастролей, которые начинаются в следующем месяце. Поможете отделаться от этого парня?»

Когда я сказал ему, что этот Джеффрис и в самом деле менеджер Хендрикса, он на секунду вытаращил на меня глаза, а потом бросился обратно в крошечную гримерку. Джеффрис определялся с составом для американского турне, начинавшегося после фестиваля в Монтерее, и ему была нужна группа, которая открывала бы концерты. Однако ему ужасно не хотелось давать шанс команде, бывшей на контракте у кого-то другого. Вдобавок к тому существовала проблема с «обменом»: нельзя было получить для английской группы разрешение на работу в Америке (и наоборот), если в то же самое время музыканты, путешествующие в противоположном направлении, не собирались сыграть примерно такое же количество концертов за сравнимую плату. В качестве альтернативы можно было найти ирландских музыкантов, которые находились за рамками этого соглашения, и изменить их название с The People

на Eire Apparent.

Десятью годами позже, когда я управлял компанией, занимавшейся кинопрокатом, мне захотелось выпустить документальный фильм о звукозаписывающей фирме Stiff Records и звездах постпанка, бывших у нее на контракте, таких как Элвис Костелло, Иэн Дьюри и Madness. Я

пошел на встречу с Дэйвом Робинсоном, скандально известным боссом этой фирмы, и обнаружил, что он и есть тот самый фотограф из Дублина. Американские гастроли с Джеффрисом дали ему образование в области музыкального бизнеса. Что же касается фильма, то, несмотря на другие предложения, он решил отдать его мне — «раз уж вы дали нам ту пятерку сверху».

Вместе с ростом популярности UFO разрастался и конфликт между мною и революционным авангардом, составлявшим штат сотрудников клуба Хоппи был любимым вождем, чье сердце, несомненно, было на их стороне; я же был человеком, повернутым на деньгах, которого заботила только карьера в музыкальном бизнесе. Большинство же посетителей UFO просто хотели быть под кайфом, заниматься любовью и слушать хорошую музыку. Они верили в социальные и политические цели движения, но не были подготовлены к тому, чтобы для их достижения рыть траншеи на переднем крае. Для тех, кто был готов жить в сквотах[147], драться с полицией и радикально изменить свою жизнь, музыка была важна скорее из-за содержащегося в ней посыла, нежели ее художественных достоинств. Их духовные (а возможно, и самые настоящие) потомки появились в Англии в конце семидесятых во времена панк-движения и снова в конце восьмидесятых — в лице приверженцев нью-эйдж, путешествующих или покрывающихся коркой грязи, сидя на месте.