Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)

Ничего, пусть так, пусть хотя бы так… Северина послушно поднялась по лестнице, стараясь не показывать истинных эмоций. В груди снова затеплилась надежда: если Димитрий не отправил ее наверх одну, если сам захотел с ней подняться… возможно, ее труды не пропали зря, и сегодняшнее унижение с Алисией — тоже.

Она включила свет, вошла в свою роскошно убранную спальню и остановилась посередине комнаты с видом сдержанной, но внимательной хозяйки. Димитрий швырнул пиджак на ближайшее кресло, кивнул слуге в сторону столика у стены, куда тот мигом примостил поднос и с поклоном удалился. Дверь закрылась, оставляя их только вдвоем, отсекая от охраны, гостей, праздничной музыки и смеха, от всего внешнего мира. На миг Северине показалось, что ее сердце так ухает, что она может оглохнуть.

Пусть так… пусть хотя бы так…

Когда-то эта спальня принадлежала старшей дочери канцлера. Переехав вслед за Димитрием в резиденцию, Северина по логике должна была бы занять покои супруги правителя — но та делила одни комнаты с мужем, что в нынешнем случае, конечно, даже не рассматривалось, как вариант. Поэтому она выбрала наиболее приглянувшееся ей помещение и обставила по своему вкусу. Димитрий редко заходил сюда, и теперь, в ярком свете ламп, Северине вдруг подумалось, что ее спальня выглядит слишком по-женски. Здесь было много розового и золотого, цветов и воздушных драпировок. Ее циничный, насмешливый супруг не скрывал пренебрежения, оглядываясь по сторонам, и это ее задело.

— Когда ты, наконец, простишь Яна? — раздраженно бросила Северина, со вздохом опираясь на толстый резной столб, который удерживал балдахин над кроватью. Согнув ногу, она взялась за туфлю и сбросила ее, опустила усталую стопу на ковер и подняла другую. Стоять обутой больше не осталось ни сил, ни желания.

Димитрий уже повернулся к ней спиной и успел взять с подноса один из бокалов. Его рука на мгновение замерла в воздухе.

— Почему ты спрашиваешь меня о нем?

По ее коже побежали мурашки. Она сделала что-то не так? Необдуманно дала ему повод для подозрений? Отчего в его голосе появилось столько металла?

— Все люди меняются со временем, — постаралась ответить Северина как можно более равнодушно. — Мне показалось, что и ты мог измениться в своем отношении к нему.

— Люди меняются, — согласился Димитрий. — Все. Но не я. "Его" голос не разговаривает со мной уже много лет с тех самых пор, как Эльза сбежала. В моей башке тишина, — он указал на свой висок и тряхнул головой. — Но я продолжаю делать все то же самое, что и по его приказу. Мне нельзя меняться. Если "Он" заговорит со мной, я должен быть готов. Так почему ты спрашиваешь меня о Яне именно сейчас, маленькая волчица?

С бокалом в руке Димитрий повернулся к ней. Он задумчиво посмотрел на нее, водя пальцем по верхнему краю, затем обмакнул его в шампанское и отправил в рот, будто решив осторожно попробовать вкус. Распахнутая рубашка открывала его твердую гладкую грудь и кубики мышц пресса. Северина невольно облизнула губы и поняла, что он смотрит именно на них. Ей стало трудно дышать.

Может быть… может быть, сегодня все пойдет по-другому…

— Мы с Яном пообщались на балконе, — решила она не врать, — он не понимает, почему ты так суров к нему.

— Да все он понимает, — отозвался Димитрий с ледяной усмешкой, и ей стало страшно от пустого, лишенного всяких эмоций выражения его глаз, — он не сказал, из-за чего наказан?

— Нет, — пробормотала Северина, — он никому не рассказывает. Я бы обязательно узнала…

И это была правда. Ее сплетницы наверняка бы донесли.

— Хорошо, — немного смягчился Димитрий. Он подошел, смочил палец в бокале и коснулся им губ Северины, — значит, Ян понимает, что прощен быть не может.

Пузырьки шампанского защекотали ее кожу, лопаясь на губах, она приоткрыла рот, собираясь поймать капли, которые потекли по подбородку, и в это время Димитрий ее поцеловал. Их мокрые языки сплелись и затанцевали, голову Северины заполнил туман, в груди разрасталось что-то тяжелое, плотное. Казалось, если ее неосторожно тронуть где-то еще — она взорвется.

Пусть так… пусть… так…

Он тронул. Запустил палец в уголок ее рта, прямо во время поцелуя растягивая его, по-звериному вылизывая ее зубы и внутреннюю нежную поверхность губы. Грубо, порочно, и весь он сам был с ней грубым и порочным, и она все равно до безумия любила его…

— Открой рот пошире, маленькая волчица.