Наскоро уладив самое срочное, он отбыл домой под сочувствующие взгляды коллег, которым посчастливилось остаться людьми и не попасть в зубы наместнику, когда тот вербовал свою сокрушительную армию. Алекс подумал, что сегодня Димитрий как никогда открыт для нападения — его верные беты жмутся по углам или вот-вот станут неуправляемы. Сегодня ночью в столице обязательно начнутся беспорядки, звери хлынут на улицы, обуреваемые похотью и жаждой крови. Одним из них, возможно, будет и сам Алекс. Сегодня постам разрешено стрелять на поражение при первых признаках опасности, минуя разве что голову и сердце, и многим бурым придется еще пару дней зализывать раны. Сегодня мужчины станут караулить окна и двери, а женщины — испуганно прижимать к груди детей.
Прекрасный, новый мир, который построил в Цирховии ее сиятельный наместник. Интересно, какие сны снятся Димитрию в такую ночь? Неужели он сам не чувствует, с какой силой шатается под ним трон? Из реальной поддержки у него есть только Ян. Один Ян — и никого больше.
Алекс рухнул в желанную постель, приложив ко лбу пакет со льдом, чтобы унять головную боль, и старался не думать о том, что начнется с наступлением темноты. Наверно, ему следовало бы внять советам покойной окты и отправиться в темпл, чтобы взять себе парочку опытных нонн, которые помогли бы снять напряжение и уменьшить его муки. И он бы так и поступил, если бы по-прежнему думал, что Эльза где-то далеко живет счастливо с мужем. Мысли о ее супружестве причиняли Алексу едва ли не такую же сильную боль, как ломающиеся при обороте кости. Но теперь, когда она находилась с ним рядом, он никого не хотел. Только ее саму, ее запах, ощущение ее нежной кожи под его пальцами и языком и ее женскую влажность между ног.
Он вспомнил первую женщину, которую убил, не совладав со своим зверем, она была похожа на Эльзу. Тогда он думал, что уже достаточно владеет собой, чтобы не сидеть на цепи в полнолуние. Они познакомились накануне, и она пошла с ним добровольно, не думая о плохом. В ней он искал эту нежность, этот запах, это острое удовольствие от проникновения в тело. Искал и не находил. А потом у него стали лопаться жилы и выгнулся хребет. Она в ужасе закричала. Оказалось, он не может выносить, когда под ним кричит от страха женщина. Дальнейшее походило на кошмарный сон. Когда он очнулся, в ней остались три цвета: черный, белый и красный. Черные волосы тонули в красном озере и по белой коже разливались красные реки.
Это воспоминание давило на него наряду с некоторыми другими. С тех пор он избегал женщин, которые хотели бы заняться с ним сексом ради отношений, и предпочитал за них платить. А нынешней ночью, похоже, зверю пришла пора вернуться в свои цепи.
Это приспособление делали для Алекса на заказ: прочные железные звенья, длинные острые зубы по внутренней стороне тяжелых кандалов. С наступлением темноты он отправился в подвал, чтобы достать его. Эльза потрусила следом и обиженно заскулила, когда перед ее носом захлопнулась дверь.
— Тебе лучше не видеть этого, — сказал Алекс, оставшийся по ту сторону. — Будь умницей, Эль, держись сегодня от меня подальше.
Но она осталась и скребла лапами деревянный пол у порога.
"Упрямица", — подумал он с неожиданно нахлынувшим теплом. Они оба всегда были упрямцами — и она, и он, — и притягивали друг друга со страшной силой. И со страшной силой друг от друга оттолкнулись.
Цепь переливчато зазвенела, когда Алекс взял ее в руки. Привычная тусклая гладкость железа холодила ему ладонь. Он поискал взглядом крюк в потолке, вбитый в одном из углов помещения, укрепил на нем серединное звено. Часовой механизм выглядел смазанным и готовым к работе. Алекс неторопливо разделся донага, сложил одежду подальше. До утра она не понадобится его зверю, а человек в нем скоро исчезнет. Он облизнул губы, встал под потолочным крюком, подергал свисающие вниз цепи, проверяя их на прочность. Затем решительно продел руки в ободы кандалов, не обращая внимания на то, что острые внутренние зубья расцарапали кожу.
Разведя руки в стороны, Алекс набрал полную грудь воздуха и резко дернул ими вниз. И рухнул на колени, когда механизм сработал, и грубые железные браслеты защелкнулись на его запястьях, а их зубы глубоко вонзились в его кости. К этой боли он не мог привыкнуть, сколько ни старался, научился только не орать в голос. Виски защекотали капельки пота, над головой послышалось негромкое стрекотание: цепи натягивались, разводя и поднимая руки Алекса вверх. Теперь он не мог дотянуться одной ладонью до другой и расцепить кандалы, даже если бы пожелал. Шестеренки в механизме зажужжали, начиная отсчет времени. Через двенадцать часов браслеты расстегнутся сами собой, и Алекс будет свободен. Наступит утро.