Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Забудь. Было бы все так просто, как звучало. Алекса не отпускало ощущение, что все происходящее — одна большая глупая ошибка. Чудовищная, невероятная ошибка, которой просто не могло случиться между Эльзой и ним. Его девочка хотела подарить ему невинность. Но с другой стороны, начинал сомневаться Алекс, так и не подарила, постоянно находила отговорки, чтобы отказаться в последний момент. Она признавалась ему в любви, но как-то обмолвилась, что существует еще и привязка, и вот эта самая привязка возможна для нее только с волком, а он, Алекс, не волк. Делить ее с кем-то еще казалось ему кощунством. Признать, что она играла с ним, — казалось кощунством вдвойне.

Эти мысли сводили его с ума. И одиночество. Глухое беспросветное одиночество и боль, что заполняли его изнутри, приходя на смену бессонным ночам и дням, полным бесполезного ожидания. Она не придет, Алекс. Она не придет, она не придет, она не придет. Он твердил теперь себе так и все равно не верил. Никогда не думал, что можно ощущать себя настолько потерянным в окружении друзей и заботливой матери. Они считали, что последствия травм мучают его, но та боль не шла ни в какое сравнение с чувствами к Эльзе.

Он передал через Северину, что хотел бы встретиться с Эль в день, когда его выпишут из госпиталя, пообещал, что не станет ни в чем упрекать, каким бы ни вышел разговор. Ему нужно просто ее увидеть. Один разок увидеть, только и всего. А если не сможет, то пусть напишет хотя бы записку. Но она не пришла и записку не прислала. Дома радостная мать хлопотала и кудахтала вокруг него, наготовила гору еды, пичкала его деликатесами и ворчала по поводу безнаказанности, с которой аристократ из палаты лаэрдов имел право обойтись с ее сыном.

Алекс скорей бы посетовал на бессердечие, с которым с ним обошлась аристократическая дочь.

Ночью он вдруг понял, что все это правда: она не придет. Сел на кровати и крепко прижал ладони к глазам. Постыдные слезы выжигали их, а он не мог допустить, чтобы они пролились. Но кричать мог. И кричал, до изнеможения долго, судорожно сглатывая пересохшим горлом, ощущая, как резко втягиваемый воздух пронзает легкие.

На самом деле он, конечно, не издал ни единого звука.

Цирховия Шестнадцать лет со дня затмения

В шестнадцать лет кажется, что правила созданы лишь для того, чтобы их нарушать. Мир устроен не так, как хочется? Все можно изменить, было бы желание. Окружающие твердят, что твои желания невозможны? Закостенелые, глупые люди, не способные видеть дальше собственного носа. Ведь ты молода, сильна, и где-то внутри не отпускает ощущение, что знаешь чуть больше, чем остальные. Щелкнешь пальцами — и сдвинешь миры с привычной оси. Докажешь свою правоту — и победишь. Все по силам, нет ничего невозможного, если очень сильно хотеть. И верить.

И плевать, что родители не разрешают видеться с мальчиком, который нравится, приводят какие-то аргументы, кричат и топают ногами. Ты молода, сильна, ты двигаешь миры, ты имеешь право любить того, кого хочешь. И он тоже любит тебя, и нет сомнений, что вы созданы друг для друга и будете счастливы вместе всю жизнь. А родители… да что они в этом понимают?

И ты доказываешь, ты шагаешь вперед семимильными шагами, ты борешься без устали за возможность видеть мир таким, каким хочешь. Вселенная вращается вокруг тебя, как гигантский четко выверенный механизм, а ты пинаешь и пинаешь ее шестеренки, чтобы ускорить или изменить их ход.

А потом вдруг понимаешь, что родители были правы.

Эльза, конечно, поняла это не сразу. Сначала, как и положено, она боролась, бунтовала и доказывала. Ненавидела отца за его двуличие и жестокость, презирала мать за ее слабохарактерность. Она мечтала сбежать из-под родительского надзора, во сне и наяву грезила о том, как обретает свободу, тем более и шанс у нее имелся. Старший брат обещал ей поддержку и помощь, и где-то там ее ждал любимый человек. Вырваться бы к ним — а остальное уже не важно.

Днями и ночами, с того самого момента, как отец увез ее, рыдающую, и заставил бросить Алекса при смерти на пустыре, Эльза просила темного бога послать ей Димитрия для спасения. Он единственный с детства не подчинялся родителям, а силой и властью уже сравнялся с отцом. Ему не составило бы труда освободить сестру, увезти с собой, а Алекс так пострадал из-за нее, что никакая испорченная репутация Эльзу бы теперь не остановила. Она должна была находиться рядом, помогать залечивать его раны, ухаживать за ним. Ведь они так любят друг друга — разве можно бросить любимого в беде?

Наконец, ее просьбу услышали, и Димитрий все же пришел к ней. Но уже не как брат.