— Папа, — Мария прыгнула сзади ему на спину, чтобы оттащить от отца, пришлось отпихнуть ее прочь. Она упала на пол и, кажется, лишилась сознания. Мать, до этого стоявшая в оцепенении, бросилась к ней.
— Что, если я сделаю с вашей дочерью то же самое? — процедил Крис. — Изнасилую ее ни за что? Изобью до полусмерти?
— Нет, — охнул от ужаса его противник.
— Да, — с мягкой улыбкой пообещал Крис, — мой брат делал вещи и похуже.
Он не такой, как его брат. Но об этом ведь никто не знает.
— Глупый… мальчишка, — лаэрд отчаялся оторвать его руки от своего горла и сосредоточился на том, чтобы с последними глотками воздуха успеть сказать самое главное. — Я… ее… и пальцем… не тронул…
— Врешь, — с подозрением процедил Крис, но хватку слегка ослабил.
— Твой отец… — мужчина все поглядывал то на дочь, то на молодого волка с расцарапанным лицом. Видимо, угроза нанести вред кровиночке не прошла бесследно.
— Что мой отец? — напрягся Кристоф.
— Он ее у меня купил. Твою рыжую.
Ласка его не разлюбила. Она не могла его разлюбить хотя бы потому, что сильное чувство не затухает по щелчку, не сгорает бесследно в одно мгновение или из-за одного нелепого проступка — если оно, конечно, настоящее. Кристоф понял, почему Ласка так кривилась от отвращения, глядя в его лицо, и изрыгала проклятия в адрес всех благородных: ее любовь была настолько велика, что ни обида, ни боль, ни ненависть не заставили ее швырнуть в него убивающую насмерть правду, и она душила ее в себе, давила в собственном горле, не позволяя сорваться с губ. Она ни за чтобы не позволила ему узнать, что это сделал его отец.
Крис размышлял о том, как жил бы счастливо без этой правды. Он имел бы красивый дорогой особняк с чистой столовой, где по утрам пахнет яичницей с беконом, а солнце целует в круглую щеку графин, литр сока в котором равен по стоимости неделе пропитания в какой-нибудь небогатой семье. Через пару лет он бы превратился в одного из самых желанных холостяков столицы лишь благодаря своему обручению с младшей наследницей трона. У него был бы дорогой кар с личным водителем, и по утрам он бы подобно отцу читал газету, затем надевал отлично скроенный костюм и отправлялся в парламент, а вечера проводил в клубе. Он умер бы в старости в собственной постели с балдахином, окруженный лучшими лекарями, отписав в наследство детям и внукам приличное состояние и уважаемое имя.
Он стал бы достойным сыном своего отца и младшим братом своего старшего.
Стал бы? Несуществующий шрам в груди ныл, и Ласка слишком сильно любила.
Конечно, сначала он не поверил ни единому слову лаэрда, которого избил в его же собственном доме, но тот предоставил адреса своих подручных. Три человека, которые остались с Виттором. Три человека, в чьи дома Крис пришел по очереди, спокойно взламывая двери под покровом ночи. Они кричали одно и то же, пока он впарывал им животы, ломал пальцы или всаживал нож в половые органы. Когда людям так больно, у них включается непреодолимое желание рассказать правду, они просто физически не могут лгать. Кристоф узнал все подробности, от которых так тщательно берегла его Ласка, но не почувствовал облегчения. Только сладковатый привкус теплой крови, иногда брызгавшей на губы. "Сжалься, мальчик. Ты слишком жесток" — стонали эти взрослые мужчины, теряя сознание. Сын своего отца, брат своего брата едва ли их слышал.
Но он хотя бы действовал во имя справедливости.
Правда, кое-что полезное насильники все же сообщили. Список виновных, который дали Кристофу, пополнился еще одним именем. А за предательство своих в подземном мире положена смерть.
Ступая под землю с холщовым мешком на плечах, он даже не оглянулся назад. Свободный народ что-то почувствовал — может быть, запах смерти? Говорят, его чуят животные, и никто не пытался остановить Кристофа или подловить в темном углу. Рыба, который как всегда возник на пути, выслушал его со спокойным выражением лица: показалось, в его глазах даже мелькнуло одобрение, когда он заглянул в мешок. Они пришли в большой грот, куда вели с разных сторон семь коридоров и остановились в ожидании. Вскоре легкий шорох ног стал сильнее, и в главный зал для собраний стянулись все свободные жители от мала до велика. Крис обводил их взглядом и гадал, появится ли Ласка. Но она ведь не зря хвасталась, что ее невозможно найти против ее же желания, и в мешанине лиц он не заметил знакомой рыжей шевелюры.
Явились сюда и другие старейшины — толстяк, увешанный золотом, и женщина с крысой.
— Ты опять пришел просить нас? — противно захихикала она, поглаживая питомицу.
— Я пришел, чтобы стать четвертым, — ответил ей Кристоф.
— С какой это стати? — взревел толстяк, подаваясь вперед.
— Потому что такого, как я, у вас еще не было. Я знаю то, что знают благородные, и могу это использовать, — он поймал себя на мысли, что говорит о своей семье, друзьях и знакомых в третьем лице, мотнул головой и дернул завязки мешка, позволив круглому предмету выкатиться на всеобщее обозрение.
— Это же рябой Тим, — пискнул кто-то из толпы.
— Башка рябого Тима, — поддержал другой голос.