Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Суд над майстером Ингером был быстрым и безжалостным, как выстрел в спину. Вот уж где отцу Северины пригодилось доскональное знание столь обожаемой им буквы закона. Впрочем, обвиняемый не сильно и отпирался, только смотрел на свою "жертву" через зал безжизненными, пустыми глазами. Сама Северина держалась скромно и подавленно, изредка промокала платком уголки глаз, рот открывала, только когда спрашивали, и предоставила своему благородному родителю всецело бушевать в стенах судебного собрания.

Как по мановению волшебной палочки, нашлись свидетели, которые вольно или невольно подтверждали все, что она говорила. Одноклассники наперебой твердили, что преподаватель проходу ученице не давал, придирался по пустякам, майстра Ирис с суровой гримасой на лице неохотно признала, что однажды застала своего подчиненного в раздевалке с девочкой, но Валериан Ингер прежде не позволял усомниться в его репутации, и она допустила непростительный служебный промах, отбросив всякие подозрения. Впрочем, уважаемую майстру не собирались строго судить. "Как ты мог, Валериан, она же ребенок" — с отвращением бросил бывшему коллеге красивый и возмущенный дотторе Войцех.

Эльза сидела на скамье рядом с подругой и держала ее за руку, и только в ней одной, пожалуй, Северина сомневалась — ведь ей единственной хвасталась тем, что закрутила интрижку со взрослым мужчиной. Но верная Эль не произнесла ни слова, не предала ее, лишь один раз пристально посмотрела в глаза, и все.

На все вопросы Северина отвечала одно и то же: майстер Ингер намекал, что не поставит ей хорошую оценку, если она не сделает ему приятно, всячески преследовал и изводил ее в школе. Что именно надо сделать — она не догадывалась, пока однажды он не застал ее в раздевалке и не начал щупать. Она боялась рассказать кому-то о домогательствах, потому что стыдилась признаваться, за какие места ее трогал преподаватель. Она и теперь стыдится (в этом месте полагалось заплакать), потому что никто раньше не рассказывал ей, что происходит между мужчиной и женщиной (в этом месте отец темнел лицом). И это ужасно, и страшно, и очень плохо (в этом месте все сочувственно вздыхали). Майстер Ингер встретил ее на празднике, а она, конечно, сама виновата, ей не стоило одеваться так красиво, потому что с ним случилось что-то непонятное, он снова трогал ее в укромном месте, тяжело дышал и угрожал, что если они сейчас же не поднимутся вместе наверх, он проникнет ночью в ее дом и сделает с ней кое-что еще более ужасное. Она боялась, поэтому уступила. Она не смогла трезво оценить, сможет ли преподаватель на самом деле проникнуть в их особняк, из-за того, что сильно испугалась. Она потеряла надежду, что кто-то поможет ей, но, к счастью, их нашли. Правда, к сожалению, слишком поздно, чтобы тут можно было что-то исправить…

Эльза с каменным выражением на лице слушала ее исповедь, отец изредка отходил, чтобы глотнуть воды, майстер Ингер уткнулся лицом в ладони и по-детски громко заплакал. Сколько жертв можно принести на алтарь любви? Северина обводила благородное собрание влажным от собственных слез, но холодным взглядом, постоянно сбиваясь со счета.

Ее служанка, присутствовавшая на празднике, тоже должна была выступить свидетельницей, но внезапно пропала. Как в воду канула, и как ее ни искали, найти не смогли. Никто так и не узнал о простом и коротком разговоре, который состоялся накануне между девушкой и ее госпожой.

— Дура, — сказала ей Северина, убедившись, что они могут общаться без опаски, — неужели ты поверила, что отец прогонит меня? Посмотри, он сидел у моей постели всю ночь, утешал меня и утирал мои слезы. Он и не собирается наказывать, он жалеет меня. Я — его единственная дочь. Если вздумаешь что-то ляпнуть, я вспомню, как ты спала с садовником, а экономка это подтвердит. — Она мягко улыбнулась. — Да и он сам тоже. И тогда окажется, что это ты меня развратила, научила плохому и толкнула в объятия майстера Ингера, а потом, мало ли, выплывет, что вы вообще подельники.

Девушка слушала ее, застыв, как мраморное изваяние.

— Но я обещала тебе свободу, — уже другим, миролюбивым тоном продолжила Северина, — и обещания свои держу. Вот. Возьми эти деньги. Их хватит, чтобы уехать куда-нибудь и перебиться, пока не найдешь новую работу. Ты сослужила мне хорошую службу, и за это я говорю тебе "спасибо".

Служанка молча взяла тканевый мешочек, набитый хрустящими купюрами. Не зря Северина столько дней собирала их, утаивая понемногу от отца. Когда-нибудь, многими годами позже, ее божественно красивый и жестокий муж скажет: "Когда бьешь — целуй", и она поймет, каким магическим влиянием на окружающих обладают эти два простых действия, если чередовать их между собой именно в такой последовательности. Но тогда, в юности, она выбрала способ интуитивно. На следующее утро девушки и след простыл. С каким же суеверным ужасом она взглянула на госпожу напоследок. Какое же это приятное ощущение — видеть, как меняются люди, когда понимают, как недооценивали тебя.