Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Дочь лаэрда, донельзя расстроенная инцидентом, только буркнула что-то в ответ, заливаясь слезами, а Ласка быстро сориентировалась в ситуации и исчезла. Подойти и забрать у Криса добычу, как предполагалось по плану, она теперь не могла, и он пытался сообразить, что делать, если лаэрд заметит пропажу и заставит вывернуть карманы. Это кто-то пониже происхождением постеснялся бы подозревать аристократа и звать полицию, а равный ему подобного смущения не испытает. Ох, права была Ласка, когда не хотела связываться с ним. Шикарный хронометр, инкрустированный чистейшими бриллиантами, с точнейшим механизмом самой тонкой работы и тяжелым золотым браслетом буквально прожигал бедро через ткань. Сказать, что заметил на полу и как раз хотел отдать? Рассмеяться и перевести все в шутку? Крис умел притворяться, ему это нравилось и выходило легко. Но получится ли теперь?

К счастью, его собеседник был больше озабочен плохим настроением дочери, чем проверкой своих вещей. Перекинувшись с Крисом несколькими фразами, он поспешил увести ее.

Ласка ждала двумя кварталами дальше, под облетевшим по осени кленом. Она хмуро ковыряла пальчиком кору, кусала губы и вся переменилась в лице, стоило ему появиться. Крис принялся с жаром рассказывать ей, как вышел сухим из воды, оттягивал карман, украдкой показывая добытое сокровище, а сам ловил себя на мысли, что она смотрит на него так же, как он глядел на нее в полутемном зале кинотеатра.

Как на человека, чья вера в чудо восхищает.

За рыжей девчонкой следили. Их было пятеро: водитель, сосредоточенный на том, чтобы в любой момент сорваться с места по команде, двое крепких слуг, благородный лаэрд с густыми бакенбардами… и рябой оборванец.

— Это точно она? — спросил лаэрд, морща нос от того, что приходится напрямую обращаться к какому-то отродью, без чьей помощи было никак не обойтись.

— Точно, — подтвердил рябой, — она с вашенским гуляет, больше никого у нас таких нет. Подстилка сахерная, — он опасливо покосился на сидящего рядом с водителем лаэрда и добавил: — ежели кто вам и нужен, то токма она.

Девчонка бойко стучала каблучками по тротуару, не замечая кар, плетущийся по другой стороне улицы. Она свернула в аллею, присела на скамейку и достала из сумочки зеркальце, чтобы прихорошиться. Вечерело, и ее рыжие волосы отливали червонным золотом в лучах угасающего солнца.

— Рыбе давеча часы принесла. Дорогущие, — закатил глаза рябой. — Но, говорит, не сама воровала, а этот… вашенский… Да и не смогла б она сама. Она по мелочевке больше. Уж я-то ее знаю. Точно-точно.

Лаэрд еще раз задумчиво окинул взглядом фигурку.

— Она слишком хорошо одета для уличной воровки.

— Так это ж спесьяльно, ваше сахерное благородство, — хихикнул оборванец, — чтоб такие, как вы, внимания поменьше обращали.

Лаэрд вздохнул и сделал знак одному из слуг. Тот ткнул парня в плечо и сунул ему купюру.

— А ну, сгинь отседова.

Рябой, не заставляя упрашивать себя дважды, радостно толкнул дверь и выкатился прочь. Настроение у него было превосходным. Мало того, что в шикарном каре на кожаных сиденьях посидел, сахерного лаэрда на расстоянии вытянутой руки видел, так еще и Ласку эту, давалку хренову, проучить сумеет. А может, и хахаля ее зацепить удастся. Достал совсем, житья от него нет никакого.

Водитель оглянулся по сторонам, плавно развернулся через проезжую часть, оказавшись точно напротив скамейки, где сидела рыжая. Слуги выскочили, подхватили ее под руки, уволокли в салон. Двери захлопнулись, мотор взревел, кар рванулся по пустой дороге, увозя похищенную, крепко зажатую мужчинами на заднем сиденье.

В лежавшем у скамейки треснувшем зеркальце отражалось вечернее небо.

Цирховия Шестнадцать лет со дня затмения

Ольга больше не могла притворяться счастливой, и никакое самовнушение на нее уже не действовало. Да и обманывать себя, прятать голову в песок и делать вид, что все прекрасно, она теперь не хотела.

— Мой муж — мерзавец, — говоря это, она тяжело опустилась на холодный влажный пол подземной молельни, — и, похоже, я никогда его не любила.

Рамон, ее безликий любовник, возвышался над ней, храня гнетущее молчание. Черная кожа его штанов тускло лоснилась в свете свечей, обнаженная белесая грудь мерно вздымалась и опадала. Чувствует ли он, что с ней творится, понимает ли? Принесет ли хоть какое-то по-настоящему нужное облегчение или как всегда накормит отговорками о служении своему богу? Боги ничего не дали ей, ни светлый, ни темный, они оба с жадностью принимали ее дары, но не торопились облагодетельствовать в ответ. Ей позволили испытать великое счастье материнства лишь для того, чтобы потом забирать ее детей одного за другим, и никакие просьбы и мольбы этой порочной цепочки не прервали.

Если Безликий и удивился, что благородная лаэрда пожаловала в темпл темного в столь неурочный час и так яростно требовала пустить, что ей не посмели отказать, то вида не подал. Ольга прислонилась к каменной стене, откинула голову, встретилась с ним взглядом.