Здесь же, в глуши, их особняк стоял далеко от другого жилья на побережье. Ива отлично лазала по деревьям, с мая по октябрь объедалась всеми фруктами, какие только плодоносил сад, потихоньку бегала рыбачить со старым поваром, который со своей женой-горничной составлял единственную пару слуг во всем доме. Она прекрасно плавала и ныряла, любила сидеть в кабинете отца у его стула, положив голову ему на колени, пока он работал, и прилежно слушала уроки, которые ей преподавала мать каждое утро. Но она никогда никуда не выезжала. Девочка плохо понимала, что такое быть аристократкой, для нее те же слуги казались кем-то вроде добрых бабушки и дедушки. Она наверняка бы стушевалась на любом мало-мальски людном приеме, потому что в дом на побережье никогда не приезжали гости. Никто не знал, что за семья тут живет.
Эльзе казалось, что она украла у собственного ребенка целую жизнь. Но потом она представляла, как ей придется вводить Иву в общество и объяснять, почему у девочки шоколадные глаза, тогда как у самой Эльзы и ее мужа они, как положено, серебристые. И как горько будет плакать Ива, когда от какого-нибудь жестокого сверстника услышит неприятное слово «полукровка». И как задаст свое первое «почему?», на которое у матери не повернется язык для ответа.
А еще, отбичевав себя по полной программе за несоответствие образу идеальной родительницы, Эльза вспоминала, что в столице живут двое мужчин, и с каждым из них она не хочет встречаться никогда больше. У одного из них были серебристые глаза, а чертами лица он так походил на Иву, что их родственная связь не подлежала сомнениям. У другого глаза были карие, и к аристократам он не принадлежал. Но если бы хоть кто-то из этих двоих увидел девочку… такого несчастья Эльза не пожелала бы и врагу, не то что собственному ребенку. Ива никогда не узнает той проклятой любви, которую ее мать испытала на собственной шкуре. Ива будет счастлива, даже если Эльзе придется ради этого умереть.
– Мама! А что, если страшный человек снова придет? – девочка потерлась щекой о грудь матери и подняла глаза, от взгляда которых Эльза порой невольно вздрагивала. – Что, если он спрятался где-то здесь и выжидает?
– Давай посмотрим.
Эльза поднялась с постели, по очереди распахнула дверцы всех шкафов, проверила за дверью и даже убедила дочь вместе заглянуть под кровать. Все вещи лежали на своих местах и выглядели знакомыми и безопасными, но на лице Ивы все равно было написано недоверие. Эльза сходила на кухню и принесла ей компот, решив, что девочку слишком измучила жажда. Но, осушив стакан, та снова вцепилась в мать и принялась оглядываться по сторонам.
Эльза бросила взгляд в окно – на небе торжествовала полная луна. Сердце будто сжали невидимой рукой. Бедная Ива! Она еще столь многого не понимает. Что станет с ней через несколько лет, когда наступит ее первое взрослое полнолуние? Где взять Эльзе слова и силы, чтобы объяснить невинному и ранимому ребенку, почему ее мать и отец могут существовать со зверем внутри без особых проблем, а вот ей, Иве, придется испытывать нечеловеческие мучения, постоянно укрощая его в себе в определенные дни месяца? Почему она не такая, как они? И почему никогда такой, как они, не станет?
– Знаешь, что, – Эльза притянула малышку, поцеловала в макушку, обняла так крепко, словно хотела забрать себе все ее тяготы, – давай приляжем, и я расскажу тебе одну историю.
Ива заметно обрадовалась. Она подвинулась, чтобы мать могла устроиться на кровати, положила голову ей на плечо и закрыла глаза. Эльза осторожно протянула руку и выключила ночник. Теперь комната освещалась только большим белым диском луны, заглянувшей в окошко. Мать и дочь, прильнув друг к другу, лежали на постели.
– Когда я была маленькой, – начала Эльза тихим монотонным голосом, поглаживая дочь по спине, – ко мне тоже приходил страшный человек.
– Да? – в голосе Ивы не было испуга, скорее любопытство. – И к тебе тоже?
– Да. Он приходил. Я тоже боялась его, как и ты. Но только потому, что заранее ждала и знала, что он страшный. Но знаешь… пока я была маленькой, он никогда не делал мне ничего по-настоящему плохого. Только пугал своим видом.
– А потом? – Ива засунула в рот пальчик и уже слегка посапывала, убаюканная надежными объятиями матери.
Взгляд Эльзы, направленный в темноту, остановился и стал задумчивым.
– А потом я выросла и научилась его не бояться…
Это действительно было так. Он приходил к ней, а она лежала иногда по полночи, накрывшись с головой одеялом, сжимая во вспотевших от страха ладошках карманный фонарик, и тряслась всем телом в ожидании, не стукнет ли рама окна, не скрипнет ли половица.