Белые врата (СИ)

– Тем, скажи мне – ты собираешься к ней вернуться?

Литвин молчит. А потом:

– Вкусная каша получилась, спасибо.

– Артем!

– Ну, правда, вкусная.

– Ответь мне!

Вздыхает.

– Ты упрямая.

– Отвечай.

– Нет. Не собираюсь.

– Почему?

– Таня! Ты понимаешь, что единственная причина, по которой я с тобой говорю на эту тему и не посылаю тебя к черту – это твое положение? Не пользуйся им, это нечестно.

– Буду пользоваться! Потому что с вами по-другому нельзя!

– Слушай, – он откладывает в сторону ложку. – Что-то у меня аппетит пропал. Пойду я.

– Никуда ты не пойдешь! – Татьяна встает перед ним, преграждая пути к отступлению, грозно сложив руки на пока еще плоском животе. Литвин смотрит на нее снизу вверх, бормочет что-то неразборчиво про шалящие гормоны и неадекватных беременных баб. – Ешь давай.

Артем возвращается к завтраку, Таня на свое место.

– Ну Артеееем…

– Двадцать восемь лет уже Артем.

– Вот именно! А ума все не нажил! Тем, ну на тебе ж лица нет, тоскуешь ведь.

– Нифига я не тоскую. Гастрит обострился просто. Желудок болит.

– А пить надо меньше!

– Угу. Или больше.

– Хватит паясничать, Литвин!

Что-то ему этот диалог напоминает. Вспоминает тот свой годичной давности разговор с Люськой, когда она уговаривала его лететь на «хели». Да что за моду эти женщины завели – учить его, как жить, указывать, что делать? Достали!

– Меня выгнали, ясно? – он говорит это ровно, доедая кашу. – Сказали: «Убирайся». Я убрался. Все.

– Выгнала? Арлетт? – недоверчиво ахает Татьяна. – Не верю.

– Дело твое, – пожимает плечами.

– То есть, ты хочешь сказать… что она поиграла с тобой, как кошка с мышкой… потом наигралась, ты ей надоел, и она тебя выставила?

Артем, такой спокойный, здравомыслящий, сдержанный, ироничный, ничего не принимающий близко сердцу Артем отвечает ей таким взглядом, что впору испугаться. Но Таню таким уже не проймешь.

– А я думаю, все было совсем не так, Тема. Чай, кофе?

– Кофе.

– А фиг тебе кофе с твоим больным желудком. Сейчас какао сделаю.

– Зачем спрашивала тогда?

– Из вредности. Так вот, – продолжает Таня, ставя перед ним чашку, – я думаю, все было иначе.

– Ну конечно, тебе-то лучше известно!

– Я тебя знаю как облупленного, Литвинский, – Таня игнорирует его сарказм. – Ты ж наверняка сам вел себя так, что…

– Как это – так?! Носки разбрасывал?

– Если бы только это. Так, как ты себя ведешь со всеми. Будто тебе на все и на всех плевать, что тебе все равно, кто там рядом с тобой. Спокойный, равнодушный, выдерживающий дистанцию, никого к себе близко не подпускающий Артем…

Литвин встает, резко отодвинув стул.

– Спасибо, – с нажимом. – Все было очень вкусно.

Минут через пять входная дверь хлопает. Хлопает гораздо громче, чем требуется, чтобы ее просто закрыть. Таня морщится, Лизку разбудил, наверное. И это Артем – самый спокойный и уравновешенный из троих друзей… Слепой дурак.

* * *

У него оказалась веская причина, чтобы вернуться. Он забыл отдать ей ключ от шале. Обнаружил его только уже в Москве, во внутреннем кармане катальной куртки. Надо вернуть. И не может быть никакой речи о том, чтобы переслать его по почте. Лично. Только лично.

Он шел по улицам вечернего Тиня и ловил себя на мысли, что городок стал ему как родной. Что он улыбается прохожим, останавливается, чтобы прочитать написанное мелом меню в витрине любимой кафешки.

Он шел не спеша, не торопился. Любовался Тинем, чистым, уютным, совсем не похожим на заваленный снегом последний оплот цивилизации в горах, каким он его видел два месяца назад. А еще он тянул время. Потому что не знал, что сказать при встрече. Потому что не был уверен, что она вообще в Тине. Скорее всего, нет. А, может быть, тут, в шале, и не одна. Но позвонить и предупредить он себя заставить не смог. Мелькнула малодушная мысль повернуть назад, а ключ передать через Бартоли. Нет, это неправильно. Даже если ее нет в шале, он просто оставит ключ там, вместе с запиской, на видном месте. А о том, что она, возможно, не одна, он вообще запретил себе думать.

В окнах шале мелькал свет от работающего телевизора в гостиной. Значит, хозяйка дома. Не давая себе ни шанса передумать и струсить, постучал. Постучал громче. Еще громче. Но дверь ему так и не открыли.

Не слышно? Или не хотят открывать? Все-таки не одна? Да к черту все эти вопросы! В замке поворачивается ключ.

Негромко бормочет не выключенный телевизор. Хозяйка шале спит на диване перед телевизором. Артем ставит рюкзак у стены, разувается, снимает крутку, подходит к дивану и приседает рядом.

Она спит на спине, повернув голову набок. Одна рука покоится на животе, другая свешивается вниз, почти касаясь кончиками пальцев пола. И стоящего на полу, рядом с диваном, бокала с остатками… судя по цвету, красного вина. И бутылка… приподнимает, точно, красное сухое. Пустая. Пепельница – три, нет, четыре окурка. С каких это пор мы курим?!