– Как сейчас помню, он сказал: «Так и будь обычным пастухом. Только стадо смени!». Как ты и сам знаешь, я так и сделал. И свисток гарибский он мне подарил. Я в первую нашу встречу этому значения не придал, а теперь, вот, вспомнил. Старый, уже совсем…
Тагир молчал, не придавая особого значения словам сопровождающего, но тот продолжал:
– И, знаешь, еще что? Если девушка сама приходит за парнем, значит, он ей не безразличен.
Тагир немного стормозил, не сразу поняв, о чем идет речь.
– А это кто сказал?
Сопровождающий подошел к Тагиру и похлопал его по плечу.
– Это я тебе говорю,
Сопровождающий поставил пустой кувшин на пол и вышел из палатки, в очередной раз оставив Тагира наедине со своими мыслями, со своим одиночеством, со своим бременем…
Тагир бродил по поселению, размышляя об услышанных словах, через столько лет переданных его отцом через третье лицо.
«Смени только стадо!» Неужели такое возможно – бросить несколько лет назад, фразу которая сейчас имела вид кусочка послания от его собственного отца? «Смени только стадо!»
Вот с кем сейчас хотел поговорить Тагир – со своим отцом. Переложить бы все свои проблемы на его плечи, и тот бы с легкостью решил их, потому что иначе и быть не могло. Он даже чужие проблемы умудрялся решать, как свои собственные. За это его и уважали. Он никогда не оставлял дела, не доведя их до конца. И даже, будучи уже сумасшедшим, постарался оставить какие-то элементы, пазлы не собранной воедино картины.
Тагир снова обратил внимание на людей, снующих по поселению, которые даже в таком положении умудрялись быть счастливыми. Заметил Артура абы, рассказывающего что-то детишкам у костра, а рядом с ним сидел тот самый мальчишка, который встретил их здесь впервые. И, судя по его лицу, нельзя было сказать, что он чем-то обеспокоен. Возможно, в груди этого ребенка все еще теплилась надежда.
«У каждого должно быть право на счастье! На счастливый финал! И султан явно не приведет их к этому, но что же делать мне, обычному пастуху?»
«Смени только стадо» – снова завертелось в голове. Но это бред, люди же не бараны. Хотя в чем-то они похожи – и тех и других нужно вывести на правильное пастбище. И самое главное – собрать затем воедино!
Отец всегда говорил: «Никуда не встревай. Никуда не лезь!». Но сам лез и встревал! И в этом был для многих примером. Так почему он, Тагир, не может сделать то же самое? В этом что, тоже кроется какая-то загадка? Делай то, что не должен делать, и не делай того, что должен? Опять бред. Наверное, все же стоит поговорить с Ханом…
Оторваться от размышлений Тагиру снова помогла пара зеленых глаз, так рьяно сверкавших в темноте. Эта безудержная кроха, вокруг которой вертелась вся эта история, снова мельтешила под ногами, пытаясь пристроиться к кому-нибудь из детей. Дети прокаженных, в отличие от тех, что жили в метро, были к Латике более снисходительны. И сейчас они все дружно заливались задорным, радужным, детским смехом.
– Латика! – в голове Тагира проскользнула мысль, от которой он и сам был в легком восторге.
Хитроватая мордашка Латики резко повернулась на крик, и девочка с легкой кошачьей грацией кинулась к Тагиру. Немного не рассчитав скорости и подбежав к мужчине совсем близко, Латика уперлась в ноги Тагира и обняла их. Волна нежности и теплоты накрыла пастуха, и он поднял девочку на руки.
– Пойдем, я кое с кем тебя познакомлю.
Девочка кратко улыбнулась и, прижавшись головой к плечу мужчины, мурлыкнула.
Камиля спала, но, видимо, не крепко, поскольку сразу же открыла глаза, как только Тагир прошептал:
– Камилюша, просыпайся. Тут к тебе пришли.
Тагир улыбнулся, когда дочь открыла глаза.
– Ой, – всхлипнула Камиля, когда увидела Латику. – Папа, кто это?
Вопрос поставил Тагира в некий тупик, поскольку прямого ответа у него не было.
– Это Латика…
Мужчина поставил девочку на ноги и та сразу же юркнула к Камиле на кровать. Они очень внимательно рассматривали друг друга. Камиля аккуратно коснулась лица Латики и та нежно поддалась касанию, прильнув щекой к ее ладони.
– Боже, какая ты красавица! – прошептала дочь Тагира. – А я – Камиля.
Поняв, о чем говорит девочка, Латика аккуратно стянула с себя капюшон и, скорчив смешную гримасу, ткнула пальцем в татуировку, означавшую ее имя.
Тагир ухмыльнулся и пояснил:
– Это ее имя на арабском. Латика.
– Какое красивое! – снова прошептала Камиля и протянула руку. – Будем знакомы.
Вместо того, чтобы пожать руку, Латика разулыбалась, оскалив свои клычки, и крепко обняла Камилю, потершись своим лицом о ее, от чего дочь Тагира громко засмеялась.
– Я вижу, вы нашли общий язык. Побудьте тогда здесь, а я пойду, поговорю с Ханом.
– Хорошо, папа…
Когда Тагир вышел из палатки, на душе его было очень тепло и спокойно.
Впервые…
Хан сидел у костра.