Белый, белый день

- Мы не представлены друг другу, - подняла на него свои "караваджевские" глаза очаровательная гостья. - Я Аня Кавголова.

В голове у Макарова-Романова мелькнуло: знакомая фамилия!

- Ваша бабушка и моя прабабушка были старинными подругами! - объяснила Аня.

- Ах, да! Конечно! - хлопнул себя ладонью по лбу Иван. - Ну как же! Анна Георгиевна? Кавголова! А вы, значит... тоже Анечка? - Почему-то он был готов скакать от радости. - Ну, конечно! Как я мог забыть?! Они совсем недавно тут были у меня...

По напряженному выражению лица девушки он вдруг понял, что говорит что-то не то.

- Ну... я имею в виду, - спохватился Иван Васильевич, - что я их... Во сне обеих видел!

- И давно это было? - как-то слишком заинтересованно спросила Аня.

- Ну... вот в эти дни. Когда я болел... То есть не болел, а спал!

- И сколько же вы спали? Неделю?

- Со мной это бывает! - протягивая руку, сказал Иван.

- Да, мне говорили, что вы очень...

- Что очень?

- Ну, скажем, необычный человек! - почему-то рассмеялась девушка.

- Не замечал! Ничего необычного, - пробурчал Макаров-Романов. - Спал себе и спал! Что в этом такого необычного, если спать хочется?

- Ну, а сейчас? Уже не хочется? - настаивала Анечка, чуть не давясь от смеха от вида этого взрослого, лохматого, ощетинившегося, буркающего что-то себе под нос, громадного и какого-то по-детски нескладного человека.

- Мне уже на работу надо! - невпопад ответил он.

- Вы врач широкого профиля? - опять серьезно, даже с какой-то колкостью в голосе, спросила девочка.

- Не знаю. - Он пожал плечами. - Я хирург.

- А наркоманов вы лечите?

- А кто наркоман?

- Я! - выдохнула девочка и вдруг залилась внезапными, бурными, не сдерживаемыми рыданиями.

- Вы?!

Она быстро-быстро закивала головкой.

- Как? Откуда? Почему? - один за другим вырывались у Иванушки нелепые, почти испуганные вопросы.

- Я два раза принимала... наркотик! - сквозь рыдания только и смогла произнести Анечка.

- Какой наркотик? - спросил побледневший Макаров-Романов.

- Не знаю. Я у дедушки его нашла... Обычный белый порошок, - пожала плечами Анечка.

- Так вы что - кололись?!

Анечка с гневом замахала на него руками.

- Что вы! Я просто... в нос! Ну, как стрептоцид в порошке...

- И что же... вам понравилось?

Анечка перевела дыхание, вытерла платочком мокрые глаза. И наконец призналась - с трудом:

- Я просто потеряла сознание! - Она вопросительно смотрела на этого взрослого, такого понятного и не строгого, сейчас даже казавшегося ей ровесником, но все равно врача. - Это... правильно?

- Что правильно? - переспросил Иван Васильевич.

- Так надо принимать... наркотики?

- Нет! Не так! - с какой-то веселой злостью выкрикнул Иван.

- А как?

- А вот как, я вам расскажу. - Он схватил ее за плечо. - Дурочка! Сколько тебе лет?

- Не тебе, а вам, - с неожиданным вызовом и вдруг появившимся правом маленькой женщины управлять мужчиной ответила юная "наркоманка".

- Ну вам. Сколько?

- Шестнадцать! - Уже освоившись, она гордо добавила: - Будет... Через три месяца.

- А что же ваш дедушка? - спросил Макаров-Романов, уже начиная о чём-то догадываться.

- Он меня к вам и послал! - откровенно, словно преподнося подарок, просветила его Анечка.

Иван Васильевич начал вспоминать тучного, седого, но еще могучего старика с тяжелой тростью. Вспомнил и загадочный вечерний разговор с намеками на давнее знакомство их семей...

И тут же Иван отчетливо вспомнил свой недавний сон. Даже не сон, а что-то более живое, конкретное, почти осязаемое!.. Он - совсем маленький, лет пяти, с кружевным крахмальным воротничком поверх бархатного костюмчика... Чаепитие у бабушки - еще совсем не старой, а стройной, по-женски милой. А рядом с ней подруга еще по Шанхаю, Анна Георгиевна. Крупная, светловолосая, смеющаяся. Такая поразительно живая и энергичная. В самом расцвете сил...

"Вашу бабушку как звали?" - услышал он свой голос.

"Анна Георгиевна! Меня в ее честь и назвали..."

Боже! Это же было вчера!.. Он точно помнил, как ярко горел свет в большой комнате. Как сверкал на солнце старинный серебряный чайник, который давно уж запрятан где-то на антресоли. Он потемнел от времени, а отчистить, придать ему прежний блеск, все руки не доходили.

- До чайника ли тут было?.. Все эти годы, - вслух произнес Иван Васильевич.

- О каком чайнике вы говорите? - не поняла Аня и тут же замолчала, потому что побледневшее лицо Ивана Васильевича стало каким-то напряженно-болезненным.

- Извините, мне когда-то сделали операцию... нейрохирургическую... на открытом мозге. В Чите. Я еще служил в армии... - Макаров-Романов говорил и говорил. И не мог остановиться: - Майор Братищев сделал. Великий военный нейрохирург. Мы его похоронили лет пять назад. Все-таки спился в своей Чите...

- Так вы больны?

- Нет! Нет! - замахал руками Иван Васильевич. - Операция прошла блестяще! Но она добавила мне... - Он на секунду задумался, глядя перед собой.

- Задели что-то? - еле слышно, одним дыханием, произнесла Анечка. Она была серьезна и тоже чуть бледна.

- Да, да! Что дало мне... какие-то дополнительные возможности! Даже не возможности! Я не знаю, как это назвать...