После этого Василий Кузьмич идет по улице уже быстрее, руки за спиной не держит и даже изредка пощелкивает пальцами. Однако не так уж много пролетит времени, как он скороходом спешит к сельпо снова. Здоровается со встречными отрывисто, но весело, с улыбкой, без той утренней степенности. Ребятишки снимают шапки, но он отвечает им так снисходительно:
– Один раз снимал мне – хватит, козявушка. Молодец. Хвалю.
На обратном пути по той же улице (ее не миновать!) он кричит мне в раскрытое окно:
– Тихону Иванычу! Алый привет!
До сих пор я так и не знаю, почему «алый». Но тогда, бывало, спрошу из окна:
– Пошел?
– Поше-ел! – ответит Василий Кузьмич и махнет длинной рукой вперед так, будто ему предстоит сегодня пересечь земной шар по экватору. – Варвара! – кричит он доярке, стоящей у калитки. – Варварушка! – Помотает головой, крякнет и добавит: – Ух ты, Варвара! Ох и бабочка ты, Варвара! Золотая ты наша работяга. Ух! – И засмеется от души, без какой-либо задней мысли. Он-то лучше других знает цену этой труженице и красавице.
– Спасибо, Василий Кузьмич! Зашли бы, – приглашает она. – Папаша дома – он всегда вам рад.
– Не могу – Домаша теперь ждет дома. Я ведь уже три раза был «у обедни». Куда же кроме ткнуться? Некуда. А теперь домой надо. Не могу зайти, Варварушка.
– Ну, воля ваша. Тогда одну минутку! – Она скрывается в калитке и вскоре выносит сверточек. – Это тете Домне. Пирожки у меня нонче вышли на славу – пусть отведает. По ее рецепту – с содой. Мастерица у вас тетя Домна.
– Варвара! Без подхалимажу! – отсекает на полном серьезе Василий Кузьмич.
Во время такого разговора у калитки или где-либо в другом месте Василия Кузьмича окружат девчата, тоже нарядные по-праздничному. Кто-то из них начнет вроде бы издалека:
– Надоели старые песни, Василий Кузьмич.
– А ну вас! – отмахнется он. – Где я их вам возьму? Прошлое воскресенье дал две новых. Хватит.
Тогда они хором и вразнобой начнут канючить: «Василий Кузьмич, да Василий Кузьмич, да пожалуйста, да хоть одну». И он, конечно же, сдается. Подзывает самую голосистую, говорит ей вроде бы по секрету, но так, что все окружающие слышат каждое слово:
– Вот тебе – про Аришку Гузыреву.
Подобные частушки Василий Кузьмич сочинял молниеносно. В общем, ко всем качествам можно прибавить еще одно: он был признанным поэтом на селе и поставлял девчатам веселые песни. Те запоминали и пели, а Василий Кузьмич тут же забывал свое сочинение, как, впрочем, и любую шутку. На каждый день у него были новые шутки – не запомнишь.
Перед собственной хатой Василий Кузьмич, изображая разгулявшегося, прямо-таки кричит:
– До-омна-а! Прише-ел!
– Вижу – пришел. – И она тоже соблюдает серьез с глубоко скрытым юморком. Она-то лучше других знает, что муженек никогда не напьется пьяным, а сейчас только шутит.
– Как ты понимаешь, Домна: кто я есть?
– Ты?
– Я. Кто я есть?
– Трудовик вечный, – отвечает она, зная, какой ответ ему по душе.
– Отвечаешь правильно. – Он сразу переходит на трезвый тон и говорит: – На-ка вот тебе от Варварушки – сними пробу.
Они садятся на завалинке, пробуют тот пирог. Иной раз Василий Кузьмич подставит ей спину:
– Почеши-ка маленько.
После обеда они хорошо поспят, попьют чайку, перечитают, в который раз, письма от двух сыновей. Домна Петровна скажет с сожалением:
– Ванятка домой не вернется. Все.
– Ну и пусть. Все уходят. А он у нас в науку ударился. По крайности за мукой в город не будет ездить. И то – здорово.
– Это ты к чему?
– А я уж забыл к чему. Ты-то о чем?
– Ванятка, говорю, не вернется… И в отпуск не едет. Два года не был дома… Пусть женатый, пусть дети пошли свои, пусть там и ученый он, а все равно дите родное… Сердце тоскует.
– «Отпуск, отпуск»… Заладила. Он студентов обучает. А они, знаешь, какой народ? О! Народ!.. Во! – Василий Кузьмич показывает большой палец, что означает: студенты – народ отличный и их надо учить хорошо. – Все ты зря, Домаша. Пишет же: приедет на два месяца.
– Может, и приедет. Только вряд ли, – вздыхает Домна. – Какой уж раз обещает.
– Обязательно приедет, – утешает муж. – Ванятка – охотник заядлый: в ноябре по уткам, северная пойдет; и по зайцам опять же открытие в ноябре… И по первой пороше в декабре. Как не приехать? Обязательно приедет.
Вечером они прослушают лекцию в клубе «О вреде алкоголя» или посмотрят кино «О передовом опыте возделывания технических сельскохозяйственных культур». Там они начинают помаленьку засыпать. А дома спят крепко, успокоенные, отдохнувшие для того, чтобы снова шесть дней от солнца и до солнца работать без разгибу.