Аплодисменты стихли. Только Костя еще несколько раз хлопнул дополнительно, но это никому не показалось неуместным.
– А вы, товарищ Недошлепкин, – звонко продолжал Терентий Петрович, – лезли ведь к агрегату по грязи, даже калошку свою утеряли и вынесли ее, несчастную, на руках! Вы что же, думаете, мы после вас сеяли? Да нет же, не сеяли! И вы думаете, меня накажете? Нет, не накажете, точно вам говорю. С работы меня снять невозможно никак. А я спрашиваю: когда кончится такое? Когда мы перестанем для сводки нарушать агротехнику и понижать урожай? Это же делается без соображения. Точно говорю, товарищи: без со-обра-же-ния!
И снова аплодисменты сорвались, будто огромная стая голубей захлопала разом крыльями. Недошлепкин отодвинулся со своим стулом от стола президиума, потом подвинулся еще в сторону и таким манером скрылся от взглядов публики.
Он, правда, тоже хлопал, но ладони его при этом не соприкасались. Если бы все вздумали так хлопать, то аплодисменты были бы абсолютно бесшумны. С Чихаева пот лил ручьями, он покашливал, смотрел то на потолок, то под стул и ерзал на стуле беспрестанно.
Когда Терентий Петрович спустился по ступенькам со сцены и зал притих, секретарь райкома встал и сказал:
– На вопросы, поставленные товарищем Климцовым, я постараюсь ответить в конце совещания. Вопросы он поставил чрезвычайно важные. Но сейчас скажу одно: спасибо вам, Терентий Петрович! За правду спасибо! Райком партии вас поддержит.
И снова зал аплодировал так же сильно.
Вот как выступил Терентий Петрович! И ведь ничего не выпил – ни грамма! – а заговорил полным голосом перед делегатами большого совещания, – на весь район заговорил!
Ну и Терентий Петрович!
Тугодум
Удивительный случай произошел в колхозе «Новая жизнь». Никогда такого не было. У председателя колхоза Петра Кузьмича Шурова в кабинете оказались на столе четыре горшка молока, миска сливочного масла, накрытая чистой полотнянкой, две пустые базарные корзинки и коромысло.
– Чей это маслобойный завод? – спрашивал он, улыбаясь, у бригадира Платонова.
– Не ведаю, – отвечал тот и брал в руки коромысло, рассматривая его внимательно. – Метки никакой нет!
– Не из твоей ли бригады? – переводил взгляд Петр Кузьмич на Алешу Пшеничкина.
Пшеничкин щупал корзинки, заглядывая внутрь, исследовал горшки, недоуменно разводил руками и, в свою очередь, спрашивал:
– Кто принес-то?
– Ребятишки. Около дороги в траве нашли.
Петр Кузьмич поспрашивал еще кое-кого, подумал и решил вывесить объявление о находке.
Счетовод Херувимов написал объявление тонко, с хитрецой:
«
Петр Кузьмич прочитал объявление, хитровато улыбнулся и сказал:
– Пусть будет так. А лучок попридержим. Интересно!
Килограмма два лука-репки он выложил из найденных корзин в ящик письменного стола и запер на ключ. В объявлении лук не значился. Бригадирам он почему-то тоже о нем не сказал.
Молва о находке распространилась по колхозу, обошла и поле, и фермы. Перед вечером народ толпился около объявления, и каждый высказывал свои замечания. А Петр Кузьмич работал в своем кабинете и помаленьку слушал через открытое окно.
– Корзинок базарных… Коромысло обыкновенное… – прочитал Евсеич. – Так, так. Ясно дело, человек шел на базар. Кто ж бы такой это был? – спрашивал он не то у самого себя, не то у присутствующих.
– Разве Матрешка Хватова? – предположил конюх Данила Васильевич.
– Нет, та копнила сено на лугу. И сейчас там копнят, – ответил Евсеич. – Главное дело, почему корзины поставлены в траву? Не иначе, тут конфуз какой-нибудь получился. Ясно дело.
Терентий Петрович Климцов пришел позже. Он тоже прочитал объявление и спросил, обращаясь скромненько ко всем сразу:
– А может, Сидор Фомич Кожин?.. Нет, не он, у того в корзине должен быть обязательно лук-репка, а тут лук не обозначен. И вроде бы он был сегодня на работе. Был Сидор на работе?
– Был, – ответило ему несколько голосов сразу.
– Кто ж бы это мог быть? – совсем тихонько проговорил он.
– Терентий Петрович! – позвал из открытого окна Петр Кузьмич. – Зайдите-ка ко мне на минутку по одному дельцу.
Терентий Петрович тщательно вытер ноги в сенях и вошел.
– А почему у Сидора Фомича должен быть лук? – спросил председатель.