Белый Бурхан

У Макара, как и у Кузевана, концы с концами сводились, и на ярмарку они собирались только ради денег и товаров, которых не доставало в их справных домах. Акулина мечтала о сепараторе и лавошной посуде, о новых тряпках и фабричных обутках, а сам Макар надежду о ружье держал с патронным припасом. Зима долгая, зверя окрест хватает, почему бы и охотничьей удачи не попытать? Кузеван же смотрел еще дальше: лаковую коляску хотел себе завести, коней-чистокровок!

Собирался в путь-дорогу и Родион. Из двора в двор шмыгал, друзей-приятелей для дальней дороги подбирал, да немного их находилось, а когда срок подоспел — совсем не осталось. Всем хотелось на Беловодию посмотреть, да никому не хотелось ноги на длинной и тяжелой дороге бить! Вот если бы она сама по себе под окна их изб подкатилась! Макар первый изготовился к дороге, к Кузевану заглянул. Тот на широком крыльце стоял, расставив ноги, и глаза в небо пялил.

— Ты чего, Кузеван? — изумился Макар. — Али в ангелы метишь?

— Да вот, гадаю: быть ведру аль не быть?

— Сентябрь уж на закате! Какое тебе ведро!

— По всякому случается, — вздохнул Кузеван. — Рано приедешь — в большом убытке окажешься, прохарчишься. Поздно — того хужей… Мало ли там мастаков цены сбивать?

— Смотри! — пригрозил Макар. — За пятаком погонишься, а полтину обронишь: в дороге достанет непогодь, всю скотину переморишь!

— И так случается, — охотно согласился Кузеван, — с недельку обожду. Скот-то и по снежку гнать можно…

— Ну, Кузеван, больше я тебе в рот не заглядчик! Завтра же выхожу на тракт!

Кузеван вздохнул и снова задрал бороду к небу.

Обратным счетом теперь Родион поляны да лесные колки считал: один-единственный лесок по левую руку, до озерка — степь, потом три леска с двумя полянами кряду, речушка…

Родион, как знаток этих мест, головным шел. За ним — Акулина, хвостом стадо с Макаром и еще двумя одно-деревенцами — Фролом и Кузьмой. Узнали, что Макар со скотом на ярмарку к Чуе пошел, Родиона взяв в погонщики, к ним со своими котомками пристроились, заявили:

— На своем харче мы, своей силой. Ни вы нам, ни мы вам помешкой не станем. А в гурте идти не так боязно…

Макару — что? Пусть идут, дороги не жалкой Кузевана не дождались, сызнова все отложил. И с Акулиной — смех. Только они выгнали с Родионом скот на дорогу, как и жена Макара за ними бегом. Зашелся было он от злости:

— А хозяйство, коров, кур на кого кидаешь?

— Сговорилась с соседками, приглядят! Развел Макар руками: баба, что твой репей — прицепилась ежли, сразу не отдерешь!

Махнул рукой:

— Ладно уж!

А Родион больше Макара понял, что к чему: не в тряпках ярманкиных дело, а боится Акулина, как бы ее беспутный мужичонка и вправду с беловодцами на край света не убег!

Так и двинулись в дальний путь впятером. Одно и не нравилось им, что темноверцы припутались. Идут — вроде бы люди, а в лицо им заглянешь увидишь пустые глаза, как от нечистой силы отшатнешься! Они не только в душе, но и в жизни такие же темные — во всем и везде у них — тайна! И в хлебе, что втихомолку жуют; и в воде, что только своими кружками черпают из ручья; и в молитве, что кладется лишь на свою иконку, а та в голбце-ларце хранится от чужих глаз. Взглянет кто на нее по нечаянности — испортил, осквернил! Крошку после трапезы темноверца склюнула птичка какая — беда, утробу святую опоганила! Потому и едят одной рукой, а другую под нижней губой держат, как бы не оскоромиться…

— Ниче! — успокоил Родион Макара. — Знаем их! Дорога-то вылечит от любой дури, не до строгих толков будет в болотах да горах! А в самой Беловодии — никакой вере чести нет!

Высветлился день, ушло в голубую высь небо, потянув за собой высокие горы. И засияли, засверкали они белыми, серыми, золотистыми и голубыми головами, радуя глаз и веселя сердце. Хорошая погода идет, любому путнику шелковый путь стелет!

Показался знакомый Родиону каменный истукан. Такой же молчаливый и строгий, но доброприветливый — чашу к людям тянет и за ремень держится, на котором — каменный меч в ножнах. Не поменялся: значит, не виновен перед ним недавний ходок! С миром пришел в Курайскую степь, с миром из нее и уходит…

Родион остановился возле каменного хозяина степи и снова снял перед ним шапку, удивив не только темноверцев, но и Макара с Акулиной. Не тронулся ли бродяга бездомный, не переметнулся ли в другую веру, когда дома не был?

— Прощай! — сказал Родион тихо. — Сторожи степь!

И низко поклонился каменному человеку.

Глава вторая ИСХОД ОТЦА НИКАНДРА

Любили алтайцы окрестным горам, рекам и озерам, долинам и лесам загадочные названия давать! И ко всякому такому месту легенду или сказку придумывали.