Белый Бурхан

— Я не умею стрелять и не знаю приемов борьбы. Я боюсь оружия и не хочу брать его в руки!

— А тебе и не надо этого делать. С оружием пусть хорошо обращаются те, кому это положено. Земные дела — не твои!.. Я могу тебе помочь избавиться от страха, но будет лучше, если от него ты избавишься сам… Будешь следить за Техтиеком и его бандой! Подбери себе людей для охраны и — действуй.

Теперь у него есть Хертек.

Хертек и Техтиек вернулись поздно, но Пунцаг еще не спал, изучал карту, врученную ему Белым Бурханом, и стараясь оставить в памяти каждый извив многочисленных рек, каждый поворот горных хребтов, название каждого большого или малого селения… Карту возить с собой не будешь, а Алтай он обязан знать!

— Докладывай, страж бурханов! — кивнул Пунцаг Хертеку.

— Мы с ханом Ойротом изучили все, но наши мнения разделились. Я предлагаю очистить ущелье от всех лишних людей и оставить в нем только тех, кто действительно может стать воином! Я понимаю, что бурханам нужны люди. Но нужны те люди, от которых будет толк!

Бурхан кивнул.

— Но моим подсчетам, бурхан, таких людей человек сто, не больше. Остальные должны уйти.

Бурхан снова кивнул.

— Всех, кто останется, надо разбить на четыре отряда и выбрать им командиров, способных владеть оружием. Из этих четырех отрядов на коней надо посадить два, один отряд оставить в пешем строю для охраны дорог и перевалов, последний отряд, куда я думаю отобрать самых молодых и крепких парней, сделать стражем бурханов. Его я буду обучать сам.

— Ну а что предлагает хан Ойрот? — поднял Пунцаг глаза на Техтиека.

— Хертек — страж бурханов, и ему, конечно, хватит четырех отрядов для того, чтобы охранять Храм Идама и долину Теренг со всеми дорогами, переправами и перевалами. А мне, хану Ойроту, нужна армия в тысячи и тысячи воинов, чтобы выгнать русских!

Техтиек говорил зло, напористо, зная податливость бур-хана. Но кивка головы не дождался.

— И одного ущелья Аркыта для моей армии мало! Я должен найти десятки глухих мест, где мог бы собирать и обучать моих людей! Я настаиваю, бурхан, чтобы мне было дано право распоряжаться моими людьми так, как считаю нужным я, хан Ойрот. А страж бурханов Хертек пусть работает со своими отрядами… Я даже могу уступить ему этот каменный мешок!

Только теперь бурхан кивнул. А потом встал, заставив подняться Хертека и Техтиека, сказал устало, но твердо:

— Хорошо. Страж бурханов пусть работает со своими людьми, а ты, хан Ойрот, создавай свою армию. Вы оба свободны в своих действиях, но я должен знать все.

Стояла хорошая лунная ночь. Искрился снег, глубокие тени меняли рисунок гор, но делали белую тропу четче и приметнее, чем солнечным днем, когда все рассеивается и теряется в пиршестве белых снегов. Но особенно хорош был сейчас воздух-синий, бодрящий, с поразительной прозрачностью и какой-то стеклянной твердостью. При желании его, казалось, можно было рубить мечом на куски и он, падая на жесткий камень тропы, звенел бы, как серебряная монета на фарфоровой китайской тарелке… В долинах никогда не бывает такого воздуха даже зимой, им богаты только горы, вынырнувшие к самому небу из облаков, где плавают вершины деревьев…

Когда-то, очень давно, они с Самбажыком вот так же пробирались козьей тропой к стану врагов, чтобы выкрасть часового и узнать маршрут, по которому отряды ненавистного Тырчака должны были уйти на Сарып-Сеп, где попасть в засаду. Батор Самбажык долго молчал, потом бросил повод и оставил седло, поднял руку, насторожился, будто к чему-то прислушивался. Удивленный Бузур-оол остановился, приготовив оружие. Самбажык рассмеялся:

— Я только хотел услышать, как звенит луна, там, в небе!

— Вы способны слушать луну, батор, когда нас ждут впереди столь суровые испытания? — поразился тогда Бузур-оол.

И Самбажык сказал, что тот человек по-настоящему ничтожен, который не любуется миром перед тем, как покинуть его навсегда…

Бурхан остановился и спешился. Хертек последовал его примеру, хотя и не знал, зачем тот это сделал. Тогда бурхан обернулся, и Хертек увидел на его губах непривычную улыбку:

— Вам тоже, Хертек, мешает цокот копыт?

— Нет, бурхан, он мне не мешает.

— Это потому, что вы не знаете, что такое настоящая тишина. Та тишина, когда слышно, как стучит сердце и льется по жилам горячая кровь…

Хертек удивился: всем, даже хану Ойроту, бурхан говорил только «ты» и любой форме беседы предпочитал повелительную. Может, сейчас он скажет что-нибудь похожее на ту мысль батора Самбажыка, так поразившую его, Бузур-оола?

Нет, не сказал. Повел коня, низко опустив голову. Такое впечатление, что он возвращается не в свои солнечные чертоги высшей мудрости и правды, а в тюрьму, где его должны запереть на замок!

Тропа начала забирать влево, потом пошла прямо вверх, опустилась, завернула вправо… Хертеку уже надоело идти пешком, но он не имел права сесть в седло, пока того же не сделает сам бурхан. А тот снова остановился и прислушался: