Белый Бурхан

Пора и ему, Яшканчи, на покой! Адымаш совсем потеряла его за эти дни, Кайонок мать расспросами извел… Да и ночи осталось — с воробьиный нос: вот-вот светлая полоска восхода пойдет по вершинам гор в той стороне, где родина Хертека. А Яшканчи еще и глаз не сомкнул со вчерашнего рассвета! А днем начнутся новые хлопоты — Ыныбас, бурханы, Хертек с воинами, Кураган… Может, дождаться кайчи здесь? При госте-то и Адымаш не посмеет упрекать его или сердиться…

Все кайчи молчат, только Кураган поет… А его-то Чочуш и не наградил! Ни халата шелкового не дал, ни своего топшура с инкрустацией, обшитого черным хромом… Не те песни, говорит, поет Кураган! Не богов славит и Шамбалу, а родные горы!..

Яшканчи отошел от последнего костра, потянул за собой повод. Конь тоже устал и ковылял неохотно, тянулся мордой к каждой затоптанной травинке голодный, как и его хозяин.

— Ладно, попасись! — разрешил Яшканчи коню, выпуская уздечку из кулака.

Конь застриг ушами и шагнул к кустам, где еще не успели разбить копытами и ногами, состричь зубами вянущую от дневного жара жесткую и пресную траву…

Да, плохой год, плохое лето! Третье подряд… А этот — особенно: год Дракона!..

Яшканчи присел на камень, достал трубку из-за опояски, набил ее табаком из тощего кисета, сунул в рот. Прошелся рукой по опояске, отыскивая огниво, и вдруг охнул, вскочил и, застонав, рухнул наземь…

Учур выдернул нож, обтер его о шубу поверженного врага Кучука и его собственного, негромко свистнул. Кучук вырос, как будто из-под земли вынырнул, спросил отрывисто и хрипло:

— Мертвый или еще дышит?

— У меня рука-тяжелая…

Кучук наклонился, пошарил по земле руками, медленно выпрямился. Спросил растерянно:

— А ружье его где?

— Он только что коня отпустил пастись. Может, к седлу приторочил? Не будет же он его за собой таскать…

Кучук снова наклонился и, решившись, перевернул убитого:

— Гнилая башка! Это же не Дельмек!

— Как не Дельмек? — удивился Учур. — И ростом, и походкой… Что, Дельмека не помню? — Он подошел к мертвецу, присмотрелся, схватился руками за голову: — Яшканчи?! О-о, кудай… Да за него же нам теперь всем головы поснимают! Я его с бурханами видел в горах! Сам дарга долины Хертек его друг! Ба-а-ата… Связался я с вами… Пропала теперь моя голова!

Кучук стремительно рванулся в сторону, но Учур успел поймать его за руку, вцепился в нее:

— Нет, Кучук! Ты от меня теперь не уйдешь!.. Вместе на веревке болтаться будем!

— По-о-ошел от меня, паршивый баран! — завопил Кучук и, размахнувшись, треснул своим пудовым кулаком бывшего кама между широко расставленных глаз. — Один болтайся на той веревке!..

Учур замертво свалился рядом с Яшканчи…

Над горами робко начала светлеть полоска восхода.

Глава десятая СМОТР СИЛ

Отец Никандр пощупал хрустящий конверт и вяло махнул рукой:

— Ступай, сын мой. Отдыхай с дороги.

Сломав сургучную печать, игумен подвинул подсвечник и развернул голубоватый лист…

На этот раз бумага из Томска была на удивление краткой и сухо сообщала о начавшихся противохристианских волнениях на юге уезда и о мерах, которые предписывалось предпринять на тот прискорбный случай, если эти волнения перерастут в бунт и обрушатся на православные церкви, монастыри, миссионерские центры и поселения. Одобрению подлежали разного рода вспомоществования верующих в сокрушении оных смут и волнений…

Прочитав до конца паническую бумагу, отец Никандр злорадно усмехнулся. Как-то теперь будут выкручиваться архимандрит и владыка перед Победоносцевым, а тот — перед самим государем императором?

— Упреждал ведь их всех!

Как ни поверни — правда оказалась на его сторона! А вот на чьей стороне будет победа? Ведь он, Никандр Попов, не для того в этой окаянной глухмени столько лет сидит, чтобы вослед за правдой своей и самую победу над басурманом Поспеловым отдать! Будет с него и того окаянного доноса!

— Сказавший «аз» да скажет «буки»!..

Игумен еще раз прочитал бумагу, положил ее на стол, прихлопнул ладонью, чтобы не топорщилась на сгибах. Всему православию натрезвонил преосвященный! А зачем? Много ли сил надо было прошлым летом, чтобы ту болячку сковырнуть?

Хан Ойрот и Белый Бурхан, конечно же, не с неба упали. Год, а то и все два, в горах Алтая жили, и орда их прятала, берегла!.. А теперь вот и сила немалая у них накопилась. И та сила, конечно же, не дрекольем вооружена… С большой кровью и немалыми трудами потными возьмешь теперь того хана Ойрота! Да и возьмешь ли? В горах, что в густом лесу — сел за камень и не видать, встал за дерево — как в воду канул!..

А бумага эта епархиальная — пустая суть… Своими малыми силами, мол, бейте нехристей! А где они, те малые силы? Пока их, как грибы соберешь, червь съест на корню… Посчитать разве, позагибать по пальцам? Ох-хо…