Белый Бурхан

Странная смерть Яшканчи насторожила Хертека и вызвала беспокойство у бурханов, обнаружив людей, которым не нравилось то, что происходило в долине. Кто эти люди, как они проникли в священную долину вооруженными и кто их послал в Терен-Кообы?

Русские не могли пройти! Все они были остановлены на тропах, и каждый из них получил свое. Значит, убийцы Яшканчи — алтайцы? Что это — сведение старых счетов? Но у Яшканчи не было и не могло быть врагов! Вывод напрашивался один — в долине действуют враги бурханов. А это уже много опаснее… Сегодня их жертвой пал Яшканчи, завтра ею могут стать Дельмек или Ыныбас, послезавтра — Чет Чалпан и Чугул…

Хертек опустился на камень, возле которого был найден мертвый пастух. Трава была вытоптана, а рядом с камнем примята, и на ней виднелись капли крови. Яшканчи переползти на это место не мог — он умер сразу, убитый ножом в печень. Значит, тут лежал кто-то еще? Раненый, но не убитый, если исчез… Уполз или его унесли?

Надо поговорить со всеми — Дельмеком, Ыныбасом, Чегатом, Чалпаном, парнями Кара Таина и Уйбалы, Кураганом и другими кайчи. Кто-то из них видел убийц, встречался с ними, знал в лицо!

Кто-то присел рядом. Хертек скосил глаза: Кураган.

— Как же так, кайчи? Почему ты не уберег друга своего отца? Ведь ты был рядом в ту ночь!

— Я пел песни людям, Хертек…

Голос был прерывистым, и старый воин резко повернулся к парню. Кураган плакал, не скрывая слез и не стыдясь своей слабости. Хертек поморщился и порывисто встал:

— Прекрати! Яшканчи не надо оплакивать, за него надо мстить!

— Я не могу, Хертек, — покачал парень головой. — Слезы сами текут из глаз… Он был так добр ко мне!

Хертек скрипнул зубами, сел в седло. Как бы ни было велико горе, мужчина не имеет права раскисать! Он должен ненавидеть и мстить! Мстить и ненавидеть!

Монашеский отряд отца Никандра шел горными тропами, стараясь не терять из виду охотников-проводников, которых нанял на три дня игумен. Они уверенно шли по тропе к истокам Аксаазкана и Кадрина. Но потом, оставив их на высокой тропе, спустятся вниз, и на правый берег Катуни монахам придется выходить самим… Этот путь намного сокращал дорогу и время, но грозил измотать до изнеможения.

Первый же перевал Таныс, а потом и Чакрык показали игумену, кто из них чего стоит — монахи шли тяжело, пыхтя и отдуваясь даже на небольших подъемах, а охотники и с ноги не сбивались, и самокрутки смолили, и байками пробавлялись в дорожной скуке…

Хорошие ходоки всегда презирают тех, кто не умеет легко и весело одолевать петли троп, независимо от того, где они вьются — по горам, снегам или лесу. И потому охотники не скупились на насмешки — сначала беззлобные, а потом и раздраженные, злые.

На первом же привале, строго оглядев иноков, игумен сказал с осуждением:

— Разъелись? Отяжелели? Так дело не пойдет… Ежли вы и дальше будете тащиться этаким манером, то мы сегодня и до Самуралу не дойдем, а в самую долину Теренг только к троице и поспеем!

— Дорога шибко чижолая! — вздохнул один из монахов. — Наказанье господне, а не дорога!

— А тута ишшо ружье проклятущее, — поддержал его другой. — Лупит и лупит прикладом по заднице! Спасу уже нет…

«Да уж воинство! — подумал отец Никандр. — С таким святым воинством хорошо только братскую трапезу править, а не врагов православия бить!»

Он спустился к проводникам, пристроившимся со своим костерком под скальным навесом, спросил, отводя глаза:

— Сколько мы одолели с утра-то?

— Поднимемся на Чакрык, игумен, десяток верст с дороги скинем!

— А всего сколько идти?

— Сорок две версты с хорошим гаком… Игумен вернулся к своим инокам, грозно притопнул ногой:

— А ну, поднимайтесь!

Монахи, кряхтя и постанывая, хватаясь попеременно то за поясницу, то за онемевшие икры ног, начали вставать с продавленных до воды подушек мха. Охотники-проводники, загасив свой костерок, сразу же ушли вперед, поджидал своих ведомых только на сомнительных изломах тропы… Скорее бы к Самуралу их притащить да загнать в воду!

Нет, надо было все-таки идти старой дорогой, натоптанной…

Хриплый рык послышался за спиной отца Никандра, и он недоуменно обернулся. Ничего не случилось: монахи хором пели псалом Давида.

Наутро некоторые начали покидать священную долину, но с перевалов кезеры Хертека возвращали их обратно. Потом поползли слухи, что в Терен-Кообы идут русские войска, и потому хан Ойрот будет формировать свою армию прямо здесь, среди пастухов, скотоводов и охотников. И, наконец, эти слухи сменились откровенным страхом: пророк Чет Чалпан, покинув свой аил, сам объехал все большие сеоки и объявил о новом приходе богов в долину, которые будут казнить тех, кто виновен перед небом, и награждать тех, чья святость осталась нерушимой…

Это подлило масла в огонь, и люди снова устремились к перевалам. Хертек метался между охранными отрядами, но люди упрямо рвались из долины, сминая ряды кезеров: слушать и внимать Ак-Бурхану они были не против, а держать за свои поступки и проступки ответ перед ним — нет!

— Нас дома ждут, алыпы! Пропустите!

— Сколько можно проживаться здесь? Скоро своих коней есть придется!