Белый Бурхан

Пунцаг сжался на своем табурете в комок: то, о чем сейчас спрашивал гэлун, только думалось, но не произносилось! Даже лама Сандан, который знал о Шамбале все, что только может знать смертный о воле богов, предпочитал говорить о ней со своими помощниками-ламами и ховраками косвенно, как о величии Майтрейи, называя нового Будду на бурятский манер Майдари… Может, за то и был наказан колесницей своего кумира, что где-то и как-то произнес вслух священное имя страны грядущего?

— Ты чем-то напуган, баньди? — поинтересовался гэлун со снисходительной усмешкой. — Я не сделал ошибки, теперь имя этой великой страны произносят. Так решил таши-лама, который имеет право давать разрешение на въезд в эту страну! И, похоже, что мы с тобой одними из первых получим такие разрешения… — Жамц откинулся на подушки и закрыл глаза. — Не бойся повредить карму, баньди. Сансара каждого человека сделана из прочного материала, напоминающего хрусталь. Не всякий дурной поступок оставляет на ней даже царапину… Все мы смертны в одной жизни, но бессмертны в будущих перерождениях! И, если нам с тобой доверяются ключи от страны будущего, то наша карма безупречна, а на сансаре нет и пятнышка! Таши-лама — бодисатва бога Амитабы, владыки земли Сукавати, ему виднее, кто и чего достоин… Мы Шамбалы, а другие — ада!

— Шамбала… — Пунцаг впервые вслушался в это непривычное для уха сочетание звуков, зарделся от смущенья, спросил хрипло: — Где она, эта страна, ширетуй?

— Таши-лама говорит, что она там, где твоя забытая родина.

«Наивный мальчишка! — думал Жамц о Пунцаге почти с нежностью. — Он в слепоте своей убежден, что я одарил его святостью ламы только за то, что он хорошо наливал кумыс в мою пиалу… А ему выпал этот шанс потому, что он рожден в Алтайских горах, которые сейчас нужны Лхасе. Там решено поставить монастыри новой веры, чтобы начать поход к Уралу и Волге, где слиться с ламаизмом калмыков и, если удастся, то образовать новый центр веры, границы которого могут быть много шире существующих на востоке России… Ну, а если не получится, то можно будет довольствоваться и одним Алтаем!»

Да, Лхасе всегда было что-то нужно от ближних и дальних соседей, ей всегда было тесно в собственных горах, долинах и пустынях! Хотя и ее земли не скупы, и в них есть все, чтобы жить безбедно… Но кто из лам, которых только в одной Лхасе десятки тысяч, возьмет в руки орудия труда, если они привыкли держать лишь чашу для подаяний и четки в 108 камней для молитвы! Нет, Лхасе нужны люди, которые безропотно кормили бы ее и создавали все ее богатства, получая за свой труд только обещания хороших перерождений и райского блаженства…

В тайных мечтах своих каждый из пяти высоких лам Тибета видит свою страну могучей, границы ее отодвинуты во все стороны света на тысячи уртонов. Они искренне верят в чудо! Ведь удалось же в свое время монголам, организованным сплоченностью хошунов и укрепленным силой оружия, покорить мир от восхода до заката солнца! Почему же это чудо нельзя повторить другим способом, не проливая крови?

Таши-лама об этом прямо не скажет, не сможет. Но везде и всюду он говорит о воинстве Ригдена-Джапо, о Шамбале, которая должна быть завоевана! И хотя в состав воинства он включает мудрецов-книжников, пророков и лам, обладающих мощной нервной энергией, без тех, кто может и должен держать настоящее, а не символическое оружие, его полководцу тоже, надо думать, не обойтись? Мысль, конечно, может завоевать мир… Но где она? Одной легенды о Шамбале мало!

Слов нет, таши-лама умен и красноречив, он много пишет и много печатает книг, воспевающих Шамбалу, обновляет старые символы веры, поднимает из руин могучие прежде монастыри, ищет и находит ярых приверженцев своей идеи, заставляя их на новый лад перекраивать старые легенды, уходящие своими корнями в Веды и Пураны. Он поднимает новую волну ламаизма под знаменами и призывами легендарных героев, не очень считаясь с канонами буддизма, которые ему не подходят, а порой и бесцеремонно попирая их, повторяя главный подвиг Цзонхавы. Но у кого в ламаистском мире повернется язык обвинить его в кощунстве?

И богам Тибета теперь нельзя отступать! Новое учение таши-ламы, которое еще не имеет своего названия, пойдет по миру не в старых одеждах цветов гелукпы и, значит, понесет не старые догмы… Первым на старые догмы наступил сам далай-лама, сокрушив регентуру хутухт и отменив смертную казнь за прегрешения своих лам… Таши-лама, поощряемый далай-ламой, двинулся дальше, вызывая из небытия нужных ему поводырей. Их имена известны: полководец Шамбалы Ригден-Джапо, Гэесэр-хан для монголов и бурят, хан Ойрот[59] для народов, живущих на северо-западе… Пока же он обобщен в понятии Некто Очень Большой!