Белый Бурхан

— Хорошо, Чой. Я хочу проводить солнце на покой. Дневное светило садилось, краснея все больше, окутываясь в дымку испарений, отторгаемых остывающей землей. Пустыня и горы были готовы принять в свое лоно ледяную ласку ночи.

Это и хотел увидеть Панчен Ринпоче, и он это увидел. И еще он увидел, что там, на границе неба и земли, взметнулись искры красного огня: стражники Поталы, прекратив погоню, разожгли свои костры. Но они для тех несчастных людей только источники тепла и света, для таши-ламы и его людей их огни сторожевые маяки! Не подходите близко, вам могут ответить пулями!

Готов не изысканный, но горячий и питательный ужин. Панчен Ринпоче неприхотлив, и его всегда мало беспокоило, как и чем будут кормить его. Он и ел-то больше по необходимости, чем с аппетитом, занятый своими мыслями больше, чем самим собой, мало или совсем не интересующийся бытом.

Воины-ховраки уже напоили коней, вернулись к кострам, и чуткое ухо таши-ламы уловило обрывки их разговора:

— Льдом вода тронулась. Пришлось ногой пробивать лужу для коней. К утру совсем замерзнет!

— К утру! Мои кони сами еле сломали лед копытом!

Таши-лама удовлетворенно усмехнулся и поднялся с ложа.

— Вы не хотите отдохнуть? — склонился к нему заботливый Луузан. — Завтра у нас трудный день, бодисатва. Придется ехать в обход озера, а хорошей дороги там нет — камни одни…

— Говорить о несвершенном — грех, Луузан. Я еще не помолился богам, чтобы попросить у них благополучного путешествия.

— Вас проводить?

— Нет, я должен помолиться один.

Серые сумерки вечера быстро сменялись ночным мраком. Скоро выставит рога стареющая Мае. Надо только немного подождать ее, а на его немые вопросы она ответит без лукавства… Таши-лама взял тяжелый посох, с которым никогда не расставался в своих странствиях, медленно двинулся к стынущему озеру. Остановился на берегу, потрогал посохом лед, сделал несколько шагов от каменистой кромки. Лед хорошо держал. Вымученная улыбка тронули его губы. Он ждал хорошего мороза ночью, и все приметы говорили о том, что его ожидание не будет напрасным. Пусть люди говорят потом, что он сам выпросил у богов чудо!

Потемневшее небо открывало глаза звезд. А вот и луна показала конец своего верхнего рога. Панчен Ринпоче взметнул левую руку, приложив ее к сердцу:

— Я ждал тебя, богиня ночи Парвати! Луна выползла из разлома горизонта, поплыла в зенит неба, осыпая на землю серебристую морозную пыль.

— Благодарю тебя!

Теперь можно было идти на покой: к утру будет готова более короткая дорога!

Таши-лама пробудился, как только-только задымилась и робко закачалась первая золотая полоска над восточной частью горизонта. Осторожно тронул за плечо Луузана. Тот открыл слепые, еще сонные глаза — наивные и глупые.

— Нам пора ехать, Луузан. Поднимай людей.

— А не рано ли, бодисатва? Темно еще, дороги не видно.

— Пора! Через час будет поздно.

Лама ушел будить ховраков и готовить возок в дорогу. Началась обычная утренняя возня: запылали костры, зашипел жир на сковородках, заклокотал чай в фигурном бронзовом сосуде. Но Панчен Ринпоче отказался от завтрака:

— Мы успеем это сделать на том берегу!

— Дорога длинная, бодисатва.

— Не думаю!

Ховраки, разочарованные и недовольные ранним подъемом, приготовились было разбирать постройки и тушить костры, но и этого им не разрешил таши-лама:

— Оставьте все как есть. Надо ехать!

И сел в возок. Лама-возница шевельнул вожжами, направляя бег коней в обход озера. Но Панчен Ринпоче сказал спокойно и уверенно:

— Прямо. По льду озера.

— Это опасно, бодисатва!

— Боги разрешили мне этот путь.

Возок скатился на лед, весело застучали по стеклянной глади копыта коней, уводя все дальше и дальше за спины людей костры на берегу, дымящиеся чашки и противни с подгорающей едой, еще хранящие тепло и запахи людей постройки временного дугана.

Выплыло, разом оторвавшись от тверди земли, солнце.

Его лик был сияющим и жарким…

Когда стражники Поталы, переждав нужный для приличия и высоты ламы, преследуемого ими, срок, подъехали к озеру, то не увидели здесь никого, кроме брошенного ночлега и грязных кусков льда, качающихся у каменистого берега.

Таши-лама успел проехать по льду озера на рассвете, когда мороз наиболее крепок, не дожидаясь жарких лучей дневного светила.[220]

Старший стражник сполз с лошади, грузной походкой прошел к кромке воды, упал на колени, вытянув руки, будто умоляя о пощаде. Он был грозой простых смертных, но он был бессилен перед богами.

— Калагия! — простонал он. — Вернись в Шамбалу!

БЕЛЫЙ БУРХАН: ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ