Белый Бурхан

— Эрлик твой разве бог? Эрлик — дьявол есть, низвергнутый в ад! У меня бог настоящий — добрый, мудрый, чадолюбивый!

Дельмек пожимал плечами: чего пристает, зачем Эрлика ругает, за что? Дельмек же не ругает его бородатого бога!

Пожаловался при случае Галине Петровне:

— Надоел поп. Совсем плохой человек стал.

— Служба у него такая, — смутилась жена доктора. — Человеков ловить, души спасать заблудшие… Не отстанет он от тебя, пока к купели не подойдешь…

— Башку кунать? Зачем?

— Чтобы к Христу ты стал ближе.

— Еська Крист? Я его не знаю, он меня не знает. Как говорить будем? Как трубка курить и чай с талканом пить с ним?

— С Эрликом же ты общаешься как-то!

— Кам есть. Он Эрлика знает. Он и говорит, что надо Эрлику!

Галина Петровна отмахнулась, еле сдерживая смех:

— Верно говорит Федор — не созрел ты еще для церкви православной! Иди щепы мне наколи для самовара…

Такие поручения Дельмек любил: руками всегда хорошо работать — легко, совсем не то, что головой! Да и работу твою всем видно! Хоть в охапку бери ее, хоть шагами измеряй… А то, что в голове сидит, кому видно?

По вечерам доктор всегда рассказывал историю Алтая. Дельмек многое пропускал мимо ушей, а то, что понимал и запоминал, осмысливал по-своему, лепил легенду за легендой, какие и не каждый кайчи знает!..

В этот вечер рассказов о хане Эрлике с его черным зеркалом, спящем боге Бурхане с серебряными глазами и закованном в цепи хане Ойроте больше не было — долго сидел в кабинете доктора поп, Галина Петровна ходила с заплаканными глазами, а сам Дельмек так и проторчал у погасшей на все лето печки, выкуривая трубку за трубкой и пуская рваными клочками сизый дым в ее распахнутый зев. Мысли его были тяжелыми: он догадывался, что поп говорил с Федором Васильевичем о нем, и добрый доктор ничем не мог отгородить теперь Дельмека, не испортив своих отношений с бородатым русским богом Еськой Кристом.

Галина Петровна несколько раз зазывала Дельмека к столу, чтобы тот пообедал, а потом и поужинал, но тот упорно отказывался:

— Спасип, не хочу. Потом.

Наконец поп ушел, прошуршав своим темным женским чегедеком у самого лица Дельмека, но даже не взглянув в его сторону.

Осуждающе посмотрев ему вслед, Галина Петровна поспешила в кабинет мужа, но долго там не задержалась. Вышла сердитая, дрогнула губами, чтобы ободрить Дельмека хотя бы улыбкой, но у нее ничего не получилось.

— Иди, Дельмек, к Федору… Фу, всю кухню прокурил! Парень выбил трубку в колосник, закрыл зев печи, нехотя отлепил зад от табуретки.

Федор Васильевич сидел на клеенчатой кушетке, сняв пенсне и бессильно опустив его к полу. Увидев Дельмека, Федор Васильевич подошел к нему, положил ладонь на плечо.

— Окунулся бы ты в купель, Дельмек! И от тебя и от меня отвязался бы этот кутейник!

Вместо ответа Дельмек опустил голову, а ночью ушел, чтобы никого не обижать — ни Эрлика, ни самого себя, ни людей, которые его приютили и обогрели…

Слава в горах летит на птичьих крыльях. В двух-трех аилах всего и ночевал Дельмек, двум-трем людям помог чем мог, а его белый клеенчатый фартук уже узнавали на всех дорогах и почтительно кланялись, приложив руку к сердцу:

— Доброй дороги вам, лекарь!

Так на волне своей неожиданной славы и добрался Дельмек до края долины Посхон, полностью соответствующей своим названием настоящему его положению.[109] Соорудив временное жилье, он начал помаленьку обживаться. Лекарств у Дельмека не было, кроме пузырька с настойкой йода, но он ходил с доктором за травами в лес, многие из них хорошо знал и видел, как Галина Петровна и сам Федор Васильевич готовили из них различные настои и отвары. Где не хватало приобретенных у доктора познаний, Дельмек охотно прибегал к проверенным народным средствам. И слава Дельмека как лекаря крепла все больше.

А в долине Посхон и в других соседних с ней долинах все шло своим чередом: рождались и умирали люди, болели и выздоравливали, богатели и разорялись, старились и набирали красоту и силу.

Однажды приехал в его долину и знаменитый в горах кам Оинчы, большое камлание было по случаю первой травы, когда пожертвовали пять коней. А через три дня провожали в последнюю дорогу старика Жетона — владельца больших стад, отца трех сыновей и дочери Сапары, славившейся своей красотой. Дельмек не лечил Жетона, но его тоже позвали, там он и познакомился с сыном кама Оинчы Учуром, оставшимся после отъезда отца поараковать с парнями, хотя всем было видно, что ему приглянулась дочь Жетона. И хотя братья Сапары не прочь были породниться с известным в горах камом, Учур не стал говорить с ними об этом. Потом Сапары куда-то исчезла, и Учур; поискав ее у соседей, уехал ни с чем.

Дельмек редко ночевал в своем ветхом жилище: разгорелось лето, начались болезни, и лекарю хватало работы. Особенно часто болели дети. Дельмек умел делать клизмы, умел промыть желудок, знал травы — их настои прекращали понос и рвоту. Пока ему везло — ни один ребенок не умер. Приходилось Дельмеку заниматься и хирургией — резать нарывы, вытаскивать занозы, рвать больные зубы. И домой он теперь никогда не возвращался с пустыми руками…