Белый Бурхан

* Монастырь Сера (Шиповник) был начальной школой святости далай-ламы Тубданя Джямцо Этот монастырь готовил лам только высших рангов

Старик не ответил. Он заговорил уже далеко от дугана, будто там, под навесом, у дверей, боялся, что его подслушают заплесневелые бурханы:

- Я всю жизнь торопился, но так и не достиг вершин знаний, не понял сути вещей, не услышал зова священной страны, имени которой вслух не произносят Но я был близок к этому, когда в одной из старых книг нашел, что под символическими знаками и именами во всех пророчествах названы передвижения далай-ламы и таши-ламы уже исполнившиеся. А будущие знаки и символы надо разгадать и понять их значения Тогда узнаешь и увидишь те особые приметы правителей, которые отдадут свой народ на утеху обезьян. Но не надолго! Мир скоро оправится, и люди в самом своем правителе увидят безобразную обезьяну... А вскоре явится тот, кто призван небом, чтобы соединить силы, энергии и языки... Там еще были магические расчеты для точного определения года, когда все это произойдет, но я так и не сумел их понять, хотя некоторые из имен расшифровал...

- Ты не назовешь их? - напрягся Бабый.

- Нет, доромба. Судьба должна идти своим ходом. Горе тому, кто торопит ее шаг! И ты не ходи этой тропой.

- Я не боюсь троп, сада! У тебя нет этой книги? Я бы попробовал завершить то, что не успел или не смог ты.

- Я предал ее огню. У людей и без того много соблазнов... Но у меня есть другая книга, лучшая... И даже не книга, а книги... Их священные знаки вырезал сам Великий!

- Неужели... - Бабый похолодел. - Ганджур? Старик кивнул.

- Но этого не может быть! Из Тибета было вывезено всего четыре комплекта Ганджура!

Сада Мунко тихо рассмеялся:

- Вывезено было пять комплектов, доромба. Пятый тайно печатали ховраки, а караван-бажи Туманжаргал со страхом в душе доставил его из Тибета в тюках с шерстью.

Бабый прикусил губу: так вот почему этот богохульник так опасался за свою надтреснутую сансару!

Левая рука поддерживала чашу в правой руке. Неужели сада Мунко так обессилел, что не может удержать сосуд одной рукой?

- Угощайся, доромба. Я знаю и помню обычаи. Да, старый лама знал обычаи: пропустил гостя раньше, чем вошел сам, кивнул на белую кошму хоймора для почетных гостей, угостил кумысом и сразу же захлопотал по хозяйству, не забыв протянуть Бабыю хорошо раскуренную трубку и пообещав:

- Будет и чай, будет и мясо - бухилер. У соседа осталось, он мне одолжит...

Все это Бабый пропустил мимо ушей - его волновала только тайна пятого комплекта Ганджура.

Скоро сада Мунко куда-то ушел и долго не возвращался. За это время Бабый успел искурить табак в трубке, осмотреть нищенское убранство юрты и даже перебрать всех вычищенных и приведенных в полный порядок бур-ханов. Их было больше десяти и все несли на себе клеймо Тибета, а не Агинского дацана. Значит, цена их была неизмеримо большей, чем у бурятских поделок... Ай да старик! Сидит на золоте, а за куском мяса идет к нищему соседу!

Ближе к вечеру вернулся сада Мунко и сообщил, что сосед согласен поговорить с доромбой, хотя и не любит лам, от которых натерпелся, когда был ховраком.

- Сосед не нужен мне, - не выдержал Бабый. - Я жду твоего рассказа о книгах! Лишний человек - лишние слова, а у меня мало времени, сада...

- Я мало что знаю, доромба. А он знает всю историю - сам печатал тайный комплект Ганджура.

Бабый покачал головой: видно, этот удивительный старик решил совсем доконать его своими неожиданностями! В больших монастырях для Бабыя не было тайн, а здесь- одна за другой, как кони в табуне!

- Я позову его?

Бабый поспешно согласился, не зная, куда девать вдруг ставшие лишними руки. Старый лама вернулся с высоким и еще сравнительно молодым монголом, одетым в серый стеганый дэли и подпоясанный пестрым терликом. Сняв остроконечную шапку, он низко, но с достоинством поклонился, потом протянул крепкую ладонь и назвал свое имя:

- Цэрэниш. Сада Мунко сказал, что вам, лама, можно верить.

Бабый смутился - и от протянутой руки и от непосредственности гостя: такая откровенность и дружелюбие должны оплачиваться теми же монетами, а к этому Бабый не привык. В дацане даже стен надо опасаться, а уж людей - тем более...

- Разве тайна Ганджура, Цэрэниш, представляет для вас и для меня какую-то опасность?

- Не для меня и не для вас, лама. Опасность грозит книгам. Их уже хотели украсть или отнять силой. Мне самому приходилось прятать Ганджур от жадных глаз лам Иволгинского дацана.

Бабый хмыкнул и увел глаза в сторону: монгол был прав.

Всего четыре комплекта Ганджура продала Лхаса бурятам. Тибетская казна не принимала русских золотых монет нового чекана с царственным орлом, и их пришлось переплавлять в слитки, равные по весу каждому тому. Так было изготовлено четыреста тридцать два слитка, на которые ушло сто сорок пудов золота, что сразу же сделало новые русские империалы редкостью.