Белый Бурхан

- Балаган!-услышал он восторженный вопль Фрола. - Пра слово, балаган с покоса остался!

Верно, балаган. Только радоваться-то чему? Балаган - жилье летнее, от жары да от мух только и спасает... Не сговариваясь, повернули с тропы на целик. Подошли к строению, осмотрели его: добротно, ладно сработано, даже дверь привешана на ременных петлях. В таком балагане, если печку-каменку сложить, то и зимовать Можно! Аилы-то у некоторых калмыков похуже - живут...

Кузьма дернул дверь, она неохотно подалась и где-то на полпути застряла, упершись в снег.

- Может, пролезешь? - повернулся он к Фролу. - Ты хилый.

Тот боязливо поежился:

- А вдруг тама...

- Вота горе луковое!-чуть не заплакал Кузьма. - Да какого лешака ты все время пугаешься? Снег-то - нетоптанный, разуй глаза!

Фрол перекрестился и робко просунулся в узкую щель.

- Мать моя!-послышался его голос.-Да тута изба прямо! И посудешка есть, и лежаки, и припасен кой-какой!

И сразу же зачавкал, снимая пробу с обнаруженной еды...

Скоротав день до вечера, переночевав в натасканном сене от ближайшей копны, Кузьма и Фрол начали с утра обживаться в чужом балагане, как в собственной избе. Но уже к вечеру следующего дня приехали русские мужики за сеном, оказавшиеся хозяевами балагана, вытурили их, пригрозив, что пожалуются приставу, если варнаки не уберутся на все четыре стороны...

- Без житья мы!-попробовал разжалобить мужиков Фрол.-Из кутузки турнули, а до дому - идти да идти! До тепла хучь дай перебыть! Все едино без надобности стоит!

- Всю вшивоту не обогреешь! - решительно отмахнулся бородач. - Да и балаган по дури спалить можете!

Кузьма первым откачнулся от чужого добра и пошел тем же целиком к тропе, благодарный уже тому случаю, что хоть на две ночи да приютились где бог послал и подкормились солониной и сухотой, что обнаружилась в балагане.

Фрол догнал его уже На тропе, гордо показывая ломоть хлеба, выпрошенный Христа ради.

- Во! А ежели бы на пару с тобой перед имя ни колени стали, то и в балагане бы за сторожей оставили!

- Вота и до побирушки с тобой докатились! - скрипнул Кузьма зубами. - А в деревню к ним придем - со-баками травить станут!

- В божьи люди перекинемся!-деловито отозвался Фрол, ущипывая ломоть. Я песни играть могу, под Лазаря: "Мимо рая прохожу, горько плачу и тужу..." А?

- Уволь от такого чину!-обозлился Кузьма. - В наем пойду, в работники самые черные, а срамотиться более не буду! Лазаря он запеть решил!.. Тьфу!

- Я не могу бросить свой аил. Я должна дождаться.

- Кого? - обозлился Кучук. - Кого из этих паршивых баранов ты хочешь дождаться? Развела мужей, как мышей!.. Я тебе так скажу, сестра: и Дельмек, и Учур забыли и твой аил и твое имя! И не жди, что они тебе пригонят табуны коней шестидесяти мастей... Ты - блудливая кошка! Кто помнит имя ее?

Сапары вспыхнула, но тут же опустила голову. Ей нечем было ответить на оскорбление. Она вряд ли даже стала сейчас сопротивляться, подними на нее брат плеть, которой торопят коня... Он прав: ей некого ждать к своему очагу! И не ей теперь выбирать себе мужа, ей надо принимать того, кого предложат.

- Я поеду с тобой,-вздохнула она.-Что делать? Сама во всем виновата!

Кучук кивнул, не скрывая торжествующей полупьяной ухмылки:

- Ты правильно решила, сестра. Хуже, чем есть, уже не будет!

Он встал и начал готовить аил к перекочевке: сам скатал шкуры и постель, собрал в кучу и запихнул в один мешок всю утварь. Неожиданно замер, сраженный какой-то внезапной мыслью:

- Эйт! Слушай, сестра... У Барагаа есть деньги?

- Учур говорил, что он оставлял ей пять золотых монет.

- Зачем нам тогда возиться с перекочевкой? Продадим ей все эти вещи - и дело с концом! За половину цены кто не возьмет?

- Она их у меня и даром не возьмет!-сказала Сапары сдавленно. - Если я даже к своим вещам сама доплачу ей пять золотых монет, которых у меня нет.

- Ха! А я на что? Сейчас съезжу и договорюсь!

Он выскочил из аила, и сразу же оторвалась и растаяла на тропе перебористая дробь копыт его коня.

Сапары опустилась на увязанный братом тюк и снова уронила пылающее лицо в ладони. Слез больше не было, прошла недавняя злость на брата, заставившего ее сказать все, теперь ею владели только стыд и отчаяние. К сердцу подступила такая безысходность, что было все равно, как сложится и в какую сторону повернет судьба, многократно обманувшая и насмеявшаяся над ней... Вернись сейчас Дельмек - ноги бы ему целовала!

Кучук поехал зря: если даже у Барагаа будет полный мешок денег и она не будет знать, куда их девать, то и в этом случае оскорбленная жена Учура не притронется к вещам и тряпкам своей соперницы!.. Ох как плохо ее благоразумный и хитрый брат знает женщин!

Может, бросить все и уйти, куда глаза глядят, пока он не вернулся, злой и разочарованный? Конь у нее резвый, за зиму отстоялся и отъелся... Но от судьбы разве ускачешь на коне? Тут и крылатый аргымак не поможет!

Яжнай вошел в юрту Яшканчи, как в собственный аил. Не обращая внимания на женщин и мальчишку, прошел к очагу, сел выше огня, бережно уложив нагайку на острое колено.

- Мне нужен Яшканчи!