Читаем Белый Бурхан полностью

Исследователям бурханизма не удалось разрешить кажущийся парадокс новая религия с явными ламаистскими элементами возникла на глазах современников отнюдь не в зоне контакта с Монголией (скажем, в Курайской или Чуйской степях), а в глубинном, довольно компактном, географически обособленном регионе. Вместе с тем ламаистский пласт в "белой вере" весьма значителен, к тому же он достаточно "размыт" и не производит впечатления недавно воспринятой новации. Каково же разрешение противоречия? Здесь на помощь снова приходит обращение к историческому пути населения Центрального и Западного Алтая Вспомним, что "Кан-каракольская землица" - ядро будущей народности алтай-кижи - долгое время входила в состав Джунгарии, где ламаизм в качестве государственной религии был принят уже в 1616 г., а проникать туда он стал гораздо раньше. Именно давними традициями ламаизма, "осевшего" в западноалтайских горных степях (Канской, Теньгинской), и объясняется наличие его элементов в бурханизме. Эти элементы, по ряду важных признаков, соотносятся именно с джунгарским (ойратским), а не с восточномонгольским (халхаским) ламаизмом начала XX в. Население области, где спустя три столетия вспыхнет пламя "новой веры", подвергалось ламаистскому воздействию, начиная, по крайней мере, с первой половины XVII в.; известны попытки джунгарских правителей насильственно ввести здесь "желтую веру" (т е. ламаизм). Помимо исторических документов об этом говорят широко распространенные среди алтайцев сказания о сожжении в прошлом "камов", о том, что "в старину молились по-другому", без кровавых жертвоприношений, зато с молочными возлияниями. Немаловажно, что в XVII-XVIII веках на территории предков алтайцев (Рахмановские ключи), либо вблизи от их кочевьев (на р. Аблай кетке, у современного Усть-Каменогорска) располагались мощные западномонгольские религиозные центры - монастыри. Постоянное взаимодействие с Джунгарией и проникновение ойратов в Горный Алтай еще более усиливали влияние ламаизма. Известную роль в закреплении этой религии здесь сыграло бегство джунгар после разгрома ханства и оседание их на территории былых данников и союзников (кан-каракольцев). Попавши в XVII-XVIII вв. на местную религиозную почву, ламаизм не был воспринят целиком (на это имелись свои причины) Постепенно, в процессе "взаимоассимиляции", он перестал осмысливаться как нечто инородное, адаптировался к местной религиозной среде Будучи поначалу "чужим", поначалу (в период расцвета Джунгарии) навязываемым, за 150 лет ламаизм ойратского происхождения стал восприниматься уже как часть собственной, алтайской культуры инновация стала традицией.

Бурханизм и ламаизм близки по следующим основным признакам признание (особенно в раннем бурханизме) единого божества Бурхана; здесь заметим, что слово это как имя бога издревле известно алтайцам и является универсальным центральноазиатским понятием В ламаизме же Бурханом называют как Будду, так и его изображения Название бурханистских молений - "мургуль" (слово западномонгольского корня) - известное и в ламаистском мире Наименование культовых сооружений бурханистов "куре", "суме" (прямоугольные жертвенники и алтари из дикого камня) - не что иное как "калька" с названий ламаистских монастырей (хурээ, суме) Наиболее ярким воплощением ламаистского влияния является резко изменившееся отношение бурханистов к воде Если шаманисты старались избегать соприкосновений с нею, то адепты "белой веры" широко использовали воду в ритуале (омовения, купания в источниках-аржанах, сопровождавшиеся восхвалениями "целебной", "очистительной" силы воды).

Возникнув как отражение определенного состояния общества, бурханизм мало-помалу сам начал влиять на быт и мораль своих последователей: изменяются интерьер жилищ, поведение людей, трансформируются некоторые обряды. У приверженцев "белой веры" появляется чувство "избранности", превосходства как над иноверцами, так и над людьми другой национальности вообще, гипертрофируется убеждение в своей "ритуальной чистоте". Все это закрепилось и подчеркивалось измененным приветствием ("дьакшы лар" вместо традиционного "эзень" и т. п.), отсчетом событий от даты трагедии в Теренг (1904 г.) - подобно тому, как произошло с "рождеством христовым" в европейском летосчислении. Такая "сектантская замкнутость" универсальна, она присуща всем национальным религиям в начальный период их становления и призвана жестко обозначать в своем и чужом сознании рождение нового, особого, народа.

Для такого "самоутверждения" среди массы родственного по происхождению населения, группа (уже народность!) алтай-кижи стремилась исторически обосновать свое собственное место внутри него, свое право на существование в новом качестве. Отсюда обращение к историческим преданиям и легендам, как к доказательству этого. Устный фольклор переживает небывалый расцвет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука