Вначале он вместе с Пустелянгой страстно ждал, что старые боги жестоко отомстят за поругание своих жрецов. Несколько минут спустя после того, как вспыхнула последняя ниточка маньяка, старик грозил, стараясь перекричать радостный гул голосов уверовавших алтайцев, что немедленно явится Хан-Эрлик во всей своей красе, в громе и блеске молнии, с огненными глазами, длинными, развевающимися по ветру, черными волосами и бородой, в ярко-красной одежде, на черной лошади, с длинным копьем в руке, и поразит богоотступника Чета.
Но этого не свершилось.
И старик, схватив себя за волосы, рухнул на землю рядом с Пустелянгой и тоже плакал навзрыд.
А солнце с бирюзового неба ярко лило свои лучи. Долина ликовала, точно радуясь новому счастью людей.
И все указывали на Чета, называли его пророком великого бога Белого Бурхана.
Окруженный народом, Чет взошел на вершину горы Херем для совершения моления по новой вере, как ему было показано в видении Ой-Ротом.
И вершина хмурой горы, украшенная зелеными березками, закурилась дымом арчила, струившимся к небу.
Ножи, неразрывный спутник каждого алтайца, для доказательства чистоты сердца молящихся, были собраны вместе и зарыты в землю.
Жертв не было. На костер из вереска Чет брызгал молоко из поданного Тутанхэ кувшина и призывал:
— Юч-Курбустан-Бурхан!..
И тысячная толпа простерлась ниц.
По окончании молитвы Чету подвели роскошно убранную лошадь богатого зайсанга Аграмая.
Вдруг, когда Чет хотел сесть на коня, к нему подошел Айнтай и взял стремя:
— Дай помочь тебе, Чет!
Другое стремя держал зайсанг Эрльдей.
При виде такой чести, оказанной Чету самыми уважаемыми людьми на всем Алтае, воздух огласился торжественными криками сотен голосов.
И Четь, окруженный пешей толпой, медленно и важно поехал в свой аил.
Так совершилось первое моление на вершине Херем — отныне святыне Алтайских бурханистов.
VIII
Донос
По глухой тропе через вершину Отты-Сугаш, в черном пихтовом лесу, ехали два всадника: Кирилл и его приятель-сотский, угрюмый мужик Поликарп.
Приятели торопились на заимку, где у Кирилла жил сват, прасол, занимающийся скупкой пушнины у алтайцев, спаивая их и обсчитывая.
Хитрый Кирилл, поклявшийся отомстить Тутанхэ, Чету и Айнтаю, уговорил Поликарпа ехать к свату покупать пушнину, и дорогой всячески старался склонить богатея-сотского на свою сторону.
Чего и как Кирилл хотел добиться при помощи Поликарпа, он и сам еще хорошенько не «обмозговал», но в голове у него уже составлялся план похищения Тутанхэ, и потому он заранее хотел заручиться дружбой полицейской власти, играющей огромную роль в таких углах, как Алтай. Кирилл лебезил перед Поликарпом донельзя: держал стремя, когда Поликарп садился на лошадь, помогал слезать с нее и всю дорогу пел похвалы сотскому как человеку и как исполнителю трудной должности.
Угрюмый сотский потел от удовольствия, кряхтел и звал Кирилла другом.
При перевале через «белки», приятели встретились с кучкой алтайцев, возвращавшихся с моленья. Это были Канакуэн с сыном Сапышем, Тунгай, Санаш с женой Саатан и Сапыр со своей женой Кудачи — все друзья Чета и его последователи.
Санаш пел новую на Алтае песню, сложенную недавно Айнтаем:
Кирилл, услышав и поняв слова песни, вдруг заерзал на седле, говоря:
— Ишь, собака, что поет! Ах, немаканный!
Поликарп сказал, прислушиваясь:
— Не разберу что-то!
— Да как же, он поет: всех русских перережем, да одни жить на Алтае будем, как вольные цветки!
Поликарп мигнул Кириллу, они съехали с дороги в кусты и остановились там.
А алтайцы, не подозревая, что их подслушивают, приближались, беспечно слушая певца.
Санаш продолжал:
— Ишь, черти поганые, а?… — сказал Поликарп, стоя с Кириллом в пихтаче. — Ах, собаки!..
— Надо тебе за них взяться!.. — сказал Кирилл. — Ишь ведь, што замышляют!..
Неизвестно, чего хотелось Кириллу, но он, помолчав, опять сказал:
— А доспей они резню, кто будет в ответе? Спросить с начальства, скажут: чего глядели?.. С тебя спросят, Поликарп Михайлыч, как думаешь?..
Но сотский ответил:
— Сглупа это они, сами себя тешат, поют просто!
— Да ведь ты же сам слышал!..
— Ну так что ж, что слышал. Так себе… поют…