Белый Бурхан

Страх перед чернокнижником был так велик в народе, что, несмотря на то, что дом Тизенгаузена с драгоценной, выписанной им из Риги обстановкой, надворными постройками, амбарами и кладовыми никем не охранялся и у барона даже не было мужской прислуги, воры никогда не пытались его ограбить.

Впрочем, однажды произошел такой случай.

Как-то ночью, возвращаясь от Муравьева-Апостола, Тизенгаузен заметил, что в один из амбаров проникли воры. Подошел.

— Вы что тут делаете, друзья мои?

Ужасу воришек перед появлением чернокнижника не было предела. Они стояли не шелохнувшись, трепещущие, не смея выговорить слова.

Барон продолжал:

— Я вижу у вас в руках мешки; вам, вероятно, муки понадобилось. Ну, берите же скорее и ступайте домой, но смотрите, больше без моего разрешения не являйтесь!

Дождался, пока воришки трясущимися руками нагребли муки и бросились бежать, и спокойно пошел спать, даже не заперев амбара.

Среднего роста, лет шестидесяти, седоватый, слегка сгорбленный, он производил впечатление человека, над чем-то задумавшегося. С рабочими он был разговорчив, рассказывал о своей семье, оставшейся в Риге, о своей работе на каторге, о рудниках.

— Там вот и сгорбился.

Во время ссылки в Ялуторовске к Тизенгаузену приезжали два его сына-офицера и прогостили довольно долго.

Тизенгаузена помиловали ранее, чем других декабристов. Этому способствовали, вероятно, большие связи барона. Он уехал из Ялуторовска почти годом ранее других.

III

И. И. Пущин и Е. П. Оболенский

И. И. Пущин и князь Оболенский некоторое время жили на одной квартире. Они занимали приличный дом, имели выезд и многочисленный штат прислуги.

И. И. Пущин и князь Оболенский имели в Ялуторовске большое знакомство. Первый особенно дружил с почтмейстером Филатовым, а Оболенский с протоиереем Знаменским. Оболенский отличался набожностью. Его всегда можно было видеть в церкви усердно молящимся. Он любил принимать у себя священников и беседовал с ними подолгу. В большие праздники квартира его была открыта для детей-славильщиков.

С Пущиным у Оболенского были дружеские отношения, хотя он, по-видимому, не всегда разделял взгляды своего друга. Пущин не был особенно набожен, чрезвычайно редко посещал церковь, но священников по праздникам принимал охотно.

Оба эти декабриста отличались большой общительностью и доступностью для народа, помогали обращавшимся к ним и деньгами, и советом, и юридическими знаниями. Они никогда не отказывали какому-нибудь бедняку-крестьянину или крестьянке написать письмо сыну-солдату, составить прошение, жалобу или заявление. За это и Пущин и Оболенский пользовались уважением и любовью местного населения, несмотря на то, что на этих декабристов, да еще на И. Д. Якушкина полиция указывала, как на самых тяжелых государственных преступников.

Отмечу одно, мне кажется, особо важное обстоятельство. В кабинете у князя Оболенского на столе всегда можно было видеть небольшую непереплетенную книжку, на обложке которой было напечатано крупными буквами — «На смерть Милорадовича». Книжка содержала биографические очерки генерала, а на первой странице под обложкой было напечатано: «Генерал Милорадович был в 60 сражениях, Бог его миловал, но погиб от руки злодея Евгения Оболенского».

Видя эту книжку у Евгения Оболенского, я вместе с другими недоумевал, почему она всегда лежит на видном месте. По этому поводу в городе носилось много слухов. Говорили, что держать перед глазами эту книжку князю предписано правительством в наказание за убийство Милорадовича — чтоб терзался совестью.

Другие говорили, что сам Оболенский наложил на себя это наказание.

Благодаря, вероятно, этой книжке в Ялуторовске все были уверены, что Милорадовича убил Оболенский, и лишь впоследствии я узнал, что генерал пал от руки Каховского.

В Ялуторовске князь Оболенский женился.

Женился он на своей горничной, не особенно красивой, неинтеллигентной и неграмотной девушке, происходящей из бедной семьи мещан Ялуторовска. Женитьба эта наделала много шума, и даже почти все остальные декабристы отвернулись от князя за этот mesalians[16].

Но князь не смутился общим негодованием. Он деятельно занялся общим развитием своей жены, и через год она была хорошо грамотна, развилась и стала держаться настолько прилично, что все отвернувшиеся было от Оболенского декабристы стали принимать ее и вновь бывать у Оболенского.

От этого брака у князя родилось три сына. Князь очень любил жену и детей и имел на семью чрезвычайно хорошее влияние. По окончании срока ссылки они уехали в Петербург, причем подорожная была выдана на «малолетних князей Оболенских», так как самому Евгению Петровичу и его жене княжеское достоинство возвращено не было.

И. И. Пущин, когда после женитьбы князь Оболенский переехал на другую квартиру, остался на первой и прожил в ней одиноким до выезда из Ялуторовска, не прерывая дружбы с семьей князя.

IV

Остальные декабристы. Школа